Андрей Поляков - Пресс-тур

– А блогерка зачем?

– Ну, клиент захотел лайфстайлом разбавить скучных технических и деловых журов, чтобы рассказать о производстве юной аудитории миллионников. Работа с подрастающим поколением, так сказать. Вот смотри инсту. Все ясно, да? Восемнадцать лет, стримы, фен, латте, смузи, кроссовки. На кой хрен она нужна с внезапным постом про завод – непонятно. Тем более за деньги в тур везем, еще другим проболтается, что ей приплачивают за поездку.

– Симпатичная.

– Да, секси.

– Орлов, ты женат.

– Да женат, женат. Короче, остальные – «Российская промышленность», «Информатизация предприятий», «Вестник парламента РФ» и еще какой-то говносайт индустриальный, я забыл название.

– Дрим-тим просто. И на сколько?

– Стандартно, должны в три дня обернуться. В первый день вылетаем туда под вечер, часа два с небольшим от Москвы, потом пересадка, и еще полчаса. Ночью будем на месте, селимся, легкие закуски и выпивка в лаунже, если кто-то захочет. На второй день смотрим предприятие, шахту, прессуха, потом интервью, вечером алкоужин в ресторане с топами «Альта». На следующий день фоткаем красоты севера, обедаем, дарим подарки, немного свободного времени, и улетаем. Но, как понимаешь, клиент меня за это время изнасилует в реальной жизни и в мессенджерах, каждые пять минут будет вопрошать, все ли сыты-довольны, все ли нравится, а журналисты и блогерини по дефолту жизнью недовольны.

– Ты молодец, справишься. Говори, что всем довольны. Ну, удачи, не пропадай, пиши, что как проходит, блогерше привет. – Михаил ухмыльнулся, хлопнул Павла по плечу и направился по коридору оупен-спейса к рабочему месту.

TRC, или Top Russian Communicators (но так никто никогда не говорил), было одним из старейших российских пиар-агентств, и кого попало сюда не брали. Офис находился в самом начале Маросейки, на втором этаже бывшего здания ЦК ВЛКСМ. После кончины Союза конструктивистскую постройку с фундаментом особняка XIX века заполонили офисы коммерческих компаний, но владельцы здания не стали снимать в лобби большую табличку с профилем Ленина и воодушевляющими коммунистическими воззваниями. Для новых и новых поколений сотрудников агентства это сначала выглядело контркультурно, потом совково, потом иронично, потом постиронично, пока в конце концов профиль на входе не превратился просто в забавную историческую деталь, на которую многие даже не обращали внимания.

Павел же внимание обращал и думал, что, несмотря на суперсовременный ремонт в офисе, дух коммунизма неуловимо витал над бизнес-процессами их агентства в виде штурмовщины, добровольно-принудительных нерабочих заданий руководства и организованных самим себе проблем. Впрочем, на жизнь он не жаловался. В TRC он работал второй год, а в пиаре – шестой. Платили тут неплохо, был какой-никакой соцпакет, что редкость для пиар-агентств, а его клиентом был великий и ужасный «Росальтэн», для которого он был выделенным менеджером. Это значило, что для «Альта» он делал все – от рассылок пресс-релизов в СМИ до пресс-туров и приготовления кофе на мероприятиях. Павел мог проснуться от звонка в пять утра или три ночи, мог быть вызван в бар в девять вечера по дороге домой к больному сыну – чтобы повздыхать с пиарщиком со стороны клиента о тяготах службы в корпорации. Его могли обругать ни за что в любой момент, а могли неожиданно похвалить. Работа была нервная, непредсказуемая и изнуряющая, но за такую позицию и такой опыт многие на рынке труда были готовы убить: потрудишься тут пару-тройку лет, сделаешь звездное резюме и уйдешь на сторону какого-нибудь «жирного» клиента поспокойней, с хорошей прибавкой к зарплате.

Вот только Павлу надо продержаться на этом месте еще год-полтора. А пока надо организовать пресс-тур на завод «Росальтэн», в святая святых новой российской экономики. До вояжа оставалось меньше недели, дел еще невпроворот, а клиент начинал нервничать: почему все до сих пор не готово. Ехать не хотелось совершенно – оставлять больного сына было невыносимо. Но это пресс-тур, простой пресс-тур, он таких уже десятки организовал.

«Наш девиз – трудиться всегда», – «молвил» с утра Ленин, и у Паши не было иного выбора, как согласиться. А потому лишь в десятом часу он вышел из офиса на занесенные снегом центральные улицы декабрьской Москвы.

– Скоро ра-а-а-свет, выхада-а-а не-е-ет! – завывал уличный музыкант в кишке подземного перехода на Лубянке, мрачно глядя Павлу в глаза.

Пиарщик раздраженно подумал, что нельзя тридцать лет мусолить одну и ту же песню, и спустился в метро.