Макс Архандеев - Дьявол на плече

Взглянув на часы, я расценил, что посещение для галочки полезнее сна, и разочарованно побрел в вагон. К тому же сегодня тетя Лера должна была уехать по делам, оставив всю квартиру в нашем распоряжении, поэтому рисковать свиданием я не готов. Врач, конечно, сказал не напрягаться, но с того самого момента, как Лера сообщила о том, что нам удастся побыть наедине, в паху ощущался неутомимый зуд.

До самого вечера шел снег поэтому, когда все мы – студенты – вывалили из университета, весь парк по самые колени был завален свежевыпавшим снегом, который расчистят в лучшем случае утром. Солнце давно село, и я в ожидании Лерочки на условленном месте – в парке под фонарем – замерзал, переминаясь с ноги на ногу. Лерочка написала, что немного задержится, поэтому я решил не беспокоить ее звонками и сообщениями. Может, так быстрее закончит? Ожидание того стоило. Хотя… Силы уже совсем покидали меня, и я пожалел, что не согласился на несколько бесполезных часов отдыха.

Когда снова пошел снег, я плюнул на все и, нахохлившись, оперся о столб, незаметно для себя задремав.

Мне приснился тот малыш, которого я напугал утром. Он стоял на другой стороне аллеи и все тем же удивленным взглядом изучал меня. Больше ничего не происходило. Такой вот странный сон.

В какой-то момент ребенок подошел ближе, так что теперь смотрел на меня снизу вверх. Позабыв о стеснении, я так же начал разглядывать его, пытаясь уловить ускользающую от меня странность в его облике и поведении.

Наконец, по-видимому, насмотревшись на меня, ребенок поднял руки и стянул свои все в снегу варежки на резинке. Не отрывая от меня глаз, он поднял руки к шарфу на лице, чтобы подышать на них и немного согреть. Было видно: он размышляет над чем-то серьезным для него и важным.

Я уже хотел было снова опуститься перед ним на корточки и самому растереть его руки, подышав на них, но тут заметил снежинки на его пальцах. Они лежали прямо на его пальцах. Я имею в виду что, падая на руки, снежинки оставались там, совершенно не тая, словно его руки были абсолютно холодными!

Я забеспокоился о здоровье малыша, но не успел ничего предпринять, потому как мальчик, стянув шарф со своего лица, заставил меня оцепенеть, открыв мне, как я поначалу подумал, жуткие шрамы на своем лице. От кончиков рта они тянулись до самых ушей. Когда он медленно приоткрыл рот, пытаясь что-то сказать, стало понятно – никакие это не шрамы, никакой это не рот.

Челюсти расходились все больше и дальше друг от друга. Кожа лица, словно молния, расползалась вдоль шрамов, обнажая пасть, заполненную несколькими рядами белоснежных клыков.

Когда он бросился на меня, я, встрепенувшись, проснулся.

Лерочка стояла рядом, заглядывая в мои уставшие глаза.

– Ты чего пугаешь!

– Ты что, уснул?

– Да я просто глаза прикрыл.

– Да ты разве что не храпел!

Смех Лерочки моментально поднял мое настроение.

Растерянно оглядевшись, я, протирая глаза, попытался вспомнить, что мне могло такого присниться, но вместо этого обнял Лерочку и нежно поцеловал ее. Скорее, даже не поцеловал, а легонько прикоснулся своими губами к уголку ее рта. Она засмущалась, и на ее пышных, румяных от мороза щеках проступили ямочки.

– Ну что? Пойдем?

– Слушай, насчет этого… ну… тетя… она сейчас написала…

Я понял все без слов. По-видимому, я расстроился настолько, что все переживания тут же очутились на моем лице.

Лерочка обняла меня и игриво пощекотала кончиком носа мой подбородок.

– Извини. Совсем расстроился?

– Да нет. Я не расстроился. Просто устал за сегодня. Мне же зуб удалили. Хочешь покажу?

Немного приоткрыв рот, я потянул себя пальцем за щеку и игриво протянул: «А-а-а».

– Фу, нет! Убери!

Смеясь Лерочка, оттолкнула меня и шлепнула по плечу.

Остаток свободного времени мы провели в кафе. Она заказала капучино. Я же, попробовав сделать глоток из ее чашки, обнаружил, что вся челюсть превратилась в комок затвердевшего теста, который при желании можно размять, но делать это придется через невыносимую боль. Потому я заказал круассан с миндальным кремом и бутылку простой воды. Бутылку я попросил достать из самого дальнего угла холодильника, а круассан заказал для Лерочки, чтобы не выглядеть как скупердяй.

Мы немного поговорили об учебе, новых фильмах и общих знакомых. Вечер был приятным, но, когда она начала есть круассан, от которого поначалу отнекивалась, ссылаясь на фигуру, я увидел, что она также расстроена тем, что нам не удалось побыть наедине. Это огорчило меня еще больше и, несмотря на свой практически опустевший кошелек, я пригласил Лерочку в кино, чтобы хоть как-то скрасить вечер. Может, мы сможем хотя бы пообниматься там?