Евгений Ермошко - Книга Петра

Ник добрался до будки в тот момент, когда собака уже начала захлебываться. Одной рукой он схватил цепь, второй отжал пружинную защелку на ошейнике и попытался перехватить ее. Но собака была напугана и вела себя непредсказуемо. Он все же попытался ухватиться за нее и едва успел отдернуть руку от огромной пасти. Сзади что-то ударило, и его повело. Кое-как он успел схватиться за край будки, чтобы не поддаться течению и не поплыть вслед за собакой. Ей он помочь уже ничем не мог, но со щенятами дела обстояли куда лучше, потому как, будучи совсем недавно рожденными, они были чуть больше двух кулаков и с легкостью могли поместиться внутри его куртки.

В породах он разбирался хорошо и не мог ошибаться. Аляскинские маламуты – заключил он, засовывая последнего, третьего щенка. Правая нога начинала неметь. Тело пробирала дрожь. Отсюда нужно было срочно выбираться. Каждая минута сулила ему онемение конечностей и последующее превращение в неподвижный окоченевший предмет, который уносило течение той необузданной и разгневанной силой природы, набирающей все больше и больше свои обороты.

Свет в доме, находящемся возле будки, был выключен. Исходя из того, что хозяин до сих пор не вышел на собачий лай, даже не показался, наверняка отсутствовал дома. Несколько глухих ударов Ника в дверь эту теорию быстро доказали. Железные решетки на всех окнах первого этажа, как и дверное плотное металлическое полотно, крайне усложняли задачу попасть в сухое помещение и хотя бы немного обсохнуть и отогреться. Оглядевшись по сторонам, Ник приметил оторвавшийся пролет забора, застрявший между гаражом и домом. Перетащив его, он быстро приставил доски к стене дома. Осторожно поставив ногу на верхнюю прожилину, он уцепился за край крыши. Подтянувшись, переложил тело на шиферное покрытие, по которому добрался до незащищенного окна. От хлесткого удара стекло разлетелось и осколки посыпались вниз.

Вытащив щенят, он сразу стал снимать мокрую одежду и растирать ноги. Тут же вывернул все попавшиеся на глаза комоды и разворошил шкафы. Здесь была мужская и женская одежда, детская и подростковая. Дом принадлежал явно не тем людям, кто в чем-то нуждался. К счастью, хозяин не сильно отличался от него размерами и всего на немного был шире в талии. Одним из найденных ремней он затянул новую куртку по пояс, благодаря чему теперь мог полноценно использовать две руки. Полотенцем обтер щенят и засунул их обратно под куртку. Переодел свои кроссовки на найденные резиновые сапоги и, не теряя ни минуты, снова вылез из окна.

Ким

Его глаза, совсем без жизненной энергии, с абсолютной пустотой во взгляде, где разве что находилась отрешенность и безразличность, пересчитывали ступеньки, по которым он медленно поднимался на крышу. Почему его так тянуло туда, он никогда не понимал, но проводил здесь кучу свободного времени, когда скука одолевала его и ему так хотелось остаться недосягаемым. Мир всегда не понимал его, впрочем, как и он – все то, что происходило вокруг. Тяжелая железная дверь легко поддалась, и он ступил на черную, покрытую мастикой крышу. Сегодня его тянуло сюда как никогда, и он, как завороженный, ступал шаг за шагом, хотя нескончаемые потоки разбушевавшейся бури своими завихрениями неумолимо били ему в лицо, а каждый новый порыв мог стать тем единственным и последним испытанием, которые так часто появлялись в его жизни. Дождь продолжал обливать его холодным душем, но намертво вцепившиеся в парапет руки даже не думали отпустить его хотя бы на секунду. Если бы кто-нибудь видел его из любых соседних домов, наверняка бы подумал о спятившем человеке или позабытом манекене, потому как в здравом уме сейчас здесь бы не решился находиться ни один живой человек.

Ким не был одним из тех, кто решился бы закончить свою жизнь вот так, даже если и понимал, что сейчас он сбился со своего пути и другого выхода просто нет. Не был он и любителем острых ощущений, после которых мог с гордостью рассказать своим друзьям о том, как рискнул и остался победителем. Их у него просто не было. Он сам отказался от них, выбрав одиночество и замкнутость. Сейчас они ему были просто необходимы. Если бы всю его жизнь можно было представить как высокий небоскреб, в который он все это время кропотливо закладывал кирпичик за кирпичиком, то в настоящее время это выглядело бы как обветшавшее накренившееся здание, с разрушенными безжизненными этажами. Но он не был каким-то манекеном из полистирола или стеклопластика, как могло показаться при первом взгляде на него. Крепкий коренастый мужчина, спасавший жизни каждый день и не боявшийся опасностей и трудностей, – вот как его характеризовали коллеги. Но мало кто из них замечал, как тяжело ему давалась в последнее время борьба с самим собой. И он был не из тех людей, кто бы это показывал.