Дея Нира - Незримые тени

Фигура звонаря, размытая из-за ливня, то возникала, то пропадала по мере того, как свет от вращающейся лампы маяка пронизывал ночной мрак и падал на церковь. Ее шпиль как раз достигал уровня смотровой площадки маяка, где, глядя то на город внизу, то на расстилающийся горизонт, стоял высокий плотный мужчина.

Видимо, на последней проповеди люди не вняли гласу священнослужителя и мало пожертвовали на нужды прихода. Вот теперь и пришла расплата.

Подобные мысли роились в голове у Петера – смотрителя маяка, нервно кусавшего губы, пока его пальцы пробегали по длинным нитям четок, все еще издававших слабый запах дерева, из которого были сделаны бусины.

Ночка выдалась промозглой, не чета дню, а черный океан обрушивал яростные волны на скалистое побережье. Смотритель поежился. Не позавидуешь кораблям, попавшим в подобный шторм. Уцелеть в такой передряге было почти невозможно. Утром точно не досчитаются лодок и баркасов. В последний раз, когда шторм был тише, и то пришлось чинить мостики на пристани, а тут малой кровью не обойдется. Мужчина провел дрожащими пальцами по густым черным с проседью усам, прислушиваясь к еле слышному здесь колокольному звону, доносящемуся сквозь завывание ветра и грохот стекающей воды по желобам. Он мог спуститься вниз, раз уж маяк исправно работал, но предпочитал находиться здесь, чтобы не слышать истошных женских криков, которые он не мог выносить.

Его жена не могла разродиться уже вторые сутки, несмотря на усилия врачей и повивальных бабок. Петер решил, что в столь тяжкий час не помешает любая помощь, поэтому послал сперва за местным доктором с помощником, а после и за повитухой. Светило медицинской науки со снисхождением, а то и вовсе с презрением отнесся к знахарке, лечившей заболевания не с помощью доказанных методов, а верований в духов, силу трав и деревьев. Впрочем, если вначале тот и другая слабо переругивались, стараясь продемонстрировать свое мастерство, то сейчас, когда роженица в полубреду принялась умолять, чтобы ей дали умереть, испуганно сгрудились около ее кровати, с растерянностью глядя друг на друга. Все их знания казались бесполезными, в чем, впрочем, они не торопились признаваться.

По странному стечению обстоятельств, ни врач, ни знахарка не обладали, как оказалось, в полной мере необходимыми знаниями, чтобы значительно облегчить муки несчастной. Единственное, в чем они сошлись, наконец, было понимание непреодолимого обстоятельства, зовущееся роком или судьбой.

Человек – существо слабое. Ему ли выступать против воли Божьей? Списать свою некомпетентность на Всевышнего показалось им обоим весьма убедительным. Поэтому, смиренно сложив руки на груди, потупив глаза, они так и заявили смотрителю маяка, призывая его покориться судьбе.

Смотритель воспринял эту новость не слишком радостно, но тем не менее послушно принялся читать псалмы нараспев, путая слова, а то и целые предложения. Подушечки его пальцев начали неметь от непрерывного трения о четки, с которыми он не расставался вот уже много часов подряд.

Иногда он перекладывал четки в одну руку, продолжая молиться, а другой рукой извлекал из глубокого кармана плоскую бутылку с янтарной жидкостью. Петер делал несколько глотков, обжигая небо и горло, захлебываясь, заплетающимся языком договаривал слова молитвы, а потом неловко запихивал бутылку обратно в карман, чтобы вновь вытащить ее минуту спустя.

Подкрепить свои силы в столь страшное время было необходимо. Он боялся думать о том, что происходило внизу, и уж тем более боялся зайти в дом, замирая от ужаса, от мыслей, терзавших его. Также, не мог он дать определения, чего он опасался больше: гнетущей тишины, предвещавшей смерть, или жалобного протяжного вопля, который заставит его попятиться назад и вновь укрыться в башне маяка.

Смотритель был сильным, с большими крепкими руками и ногами, но сейчас он чувствовал себя совершенно беспомощным и слабым. Все, что ему оставалось, это продолжать свои манипуляции с четками, бутылкой и не отводить глаз от церковного шпиля.

Чего Петер совершенно не понимал, так это самого характера затянувшегося родового процесса.

Вот отчего жена пекаря, худая, тощая и нескладная, толком то и не помучавшись, произвела на свет хорошенького пухленького младенца мужского пола всего за два часа? Пока она была на сносях, кумушки-то твердили без умолку, сплетничая про узкие бедра жены пекаря, что непросто ей будет родить, ох, непросто. И вот – пожалуйста! А его красавица, пышнотелая, статная, да еще и молодая к тому же, изодрала не одну пару простыней, цепляясь за них в муках, приподнимаясь на ослабевших руках, как только очередная схватка достигала своего болевого пика.