Денис Власов - Избранное. Таинственное исчезновение. Сборник рассказов

– Что ты творишь, ирод окаянный? – заохал кто-то из глубины здания.

Пленники не сразу обратили внимание на таящегося за кафедрой на четвереньках старца в рясе. Монах опасливо выглянул из-за угла подмостков и выкрикнул надрывно:

– Нет у меня золота боле! Иди с миром!

Горячий молодой офицер рассмеялся задушевно и обернулся к конвоирам, словно деспотичный император с презрением к поданным. Пышные усы, залихватски подкрученные кверху, придавали галлу вид бравого солдата. Сейчас он чувствовал себя Цезарем и пришел в землю далекую и дикую, чтобы покорять. Офицер заслушал доклад гренадера старшего не по чину, но по возрасту. С интересом осмотрел камуфляж болотного цвета на Олеге и ткнул в него мушкет, так что пленник отшатнулся:

– Qui êtes vous?

Олег покачал головой, делая вид, что не понимает. Здесь вмешался Ипат:

– Спрашивает кто ты?

Инок жался к Олегу, растирал болезненное место и трясся от страха.

– Откуда язык знаешь?

– В семинарии учил, – судорожно пролепетал Ипат.

Усатый таракан снова ткнул мушкетом в грудь Олегу еще сильнее.

– Гости мы, – ответствовал пленный, заложил руки в карманы, расправил крепкие плечи и уточнил с ухмылкой, – из будущего. Переводи.

Толмач торопился довести суть их появления, на ходу придумывал подробности, однако про чудотворный колокол утаил. Ипат старался быть понятным, но его поджилки тряслись; он запинался, мучительно вспоминал формы глаголов и времена. Это фиаско, из набора слов и корявого произношения француз почти ничего не понял. Военный переводчик из монаха не вышел. Офицер хмурился, переводил ястребиный взгляд с Олега на Ипата и обратно. В тяжелом выражении лица читалось, что он принимает решение. К этому времени помятый служитель доковылял из укрытия под кафедрой, и за спиной офицера вновь раздался надрывный голос старца:

– Ну, нет золота боле. Богом молю, уходи, изверг.

Скитник бросился к оккупанту в ноги, в одной руке он держал крест, а другой обнимал лакированный сапог. Жалкое зрелище унижения вызывали уныние у Ипата и брезгливость у Олега. Он присмотрелся и поразился удивительному сходству старика с колдуном.

– Не срамись, отец, – обратился Олег к падшему ниц старцу, – виктория будет за нами.

Офицер услышал сладкое французское слово «виктория», до боли ласкавшее слух галла, грозно нахмурил брови и, брызжа слюной, переспросил прямо в лицо Олегу:

– La victoire?! Victoire de la Russie?! Merde!

(– Победа?! Победа России?! К дьяволу!)

Деспот оставил мушкет, схватил старика за шиворот, словно ребенка, вырвал кусок бороды и отбросил инока, как матричную куклу.

– Vive l’Empereur Napoléon!

(– Да здравствует император Наполеон!)

Олег испытал непреодолимое желание поквитаться с обезумившим лягушатником, благо расстояние позволяло, и вонзить ему в глаз кованый гвоздь из колокольни, что нащупал в кармане, но сдержался. Не для этой цели он прибыл сюда. История уже рассудила, кто оказался на ее свалке, а кто в Париже. На соборной паперти послышалось звонкое цоканье конских подков, верхом в притворе появился адъютант на взмыленной вороной лошади. Он передал офицеру срочную депешу. Прочитав послание, француз снова выругался и заспешил к выходу, по дороге он приказал запереть всех троих в подклет (подвал) до его приезда.

Конвоиры, не церемонясь, швырнули пленников в мрачное подземелье и заперли железные двери.

– Темень какая, – заговорил Ипат. Его дрожащий голос звучал приглушенным в каменном мешке. Старик отчаянно охал где-то в глубине.

– Да будет свет, – отозвался Олег, и тоненький огонек китайской пьезозажигалки затрепетал в сыром помещении с низким потолком. К счастью, Олег приметил на полу несколько сальных огарков, и Ипат слепил пару худых свечей. Свет они давали тусклый, но достаточный, чтобы совсем не погрузиться в апатию во мгле чернильной.

– Что станется теперь с нами? – кручинился Ипат.

– Вам спастись дано, – раздался ответ старика, – а меня вздернет Иуда проклятый.

– За что? – всполошился Ипат, и на глубоком его выдохе печальном огоньки на фитилях встрепенулись.

– За то, что я русский, – заключил духовник сухо.

– Не дрейфь, Ипат, – вмешался Олег. – А ты, дед, часом, не чародей сам-то? Больно напоминаешь колдуна одного.

Старец затряс козлиным остатком бороды от негодования.

– Игумен я, Павел. А вот отколь вы? Еще вопрос!

– Будет тебе. Не обижайся.

Долговязый Ипат вынужденно облокачивался о стену так, что головой упирался в потолок, и никак не мог сесть по причине полученного увечья. Дабы отвлечься от ноющей боли в филейной части, он поведал старцу грустную предысторию и добавил, чуть не разрыдавшись: