Вячеслав Сахаров - Ритуал

Давно это было, люди ведьму сожгли на костре, да она не ведьма была, а нормальная девушка. Она больна была, ни с кем не зналась и всегда по ночам на погост ходила. Что она там делала, никто не знал, люди суеверные и злые сочли её за колдунью и предали огню. А она отца посещала своего, любил он её очень, и она его. Мать умерла и отец сам растил дочку. Она разговаривала с ним по ночам и ей, видимо, легче от этого было.

Когда же привязали к столбу её, смеялась она, как будто Сатана был в ней, будто боли от огня и жара совсем не чувствовала. Священник наш выбежал в народ и бранил за глупое суеверие их, и за то, что они наделали. Но никто не слушал его, все радовались и гордились, что такое дело сделали, ведьму сожгли. Ударили священника, и тот упал в грязь. Но была сестра у той девушки, она, говорят, с нечистой зналась, они ведь были как две капельки похожи, даже отец их путал. Но она была нелюдима совсем, и как ей шестнадцать годов-то исполнилось, она и пропала. А все думали, что это сестра её, ведьма, убила из-за ревности к отцу. Он-то ей больше внимания уделял. Хорошая жила при отце, а та, что с нечистой зналась, наоборот – в отшельниках жила. Даже отец не знал, что она жива.

И вот, когда все ликовали, из толпы вышла сестра её тёмная, и все стихли как один. А она смотрела на них из под своей чернявой чёлки. И плакала она по сестре, хоть и с тьмой дружила, а сестру любила родственной любовью. А сожжённая скрывала от людей, что знает, где сестра, и никто не знал, что она навещала её иногда и поесть носила.

Тогда достала тёмная сестра из мешочка, висевшего у неё на поясе из конопляной верёвки, пепел какой-то и произнесла проклятье своё на всех и раздула его. И, не разбираясь, всех прокляла (кроме священника и маленькой девочки), потому что все принимали участие в сожжении и ликовании и в сердцах умилялись. Вот так, сынок…

– А что потом случилось с ведьмой? – спросил Гриша.

– Никто не знает, сынок.

– А маленькая девочка – это Вы? – спросил он.

– Догадливый ты, милок… – сказала, зажигая свечи, старуха. – Уходи отсюда скорей.

– Почему она Вас не прокляла, и где священник тот? – спросил Гриша.

– Я не обижала её сестру, я была сиротой, а она часто меня звала к себе, и покормит, и вышивать научит. Я полюбила её как мать, а священник умер давно, – заплакала она. – Каждый год в это время идут дожди, всё как тогда. Уходи, сынок, Бог поможет тебе.

– Я не позволю этим людям, кто бы они ни были, убить невинную девочку, которой ещё семи лет нет, – вознегодовал Гриша. – Я должен найти их, а Вы так и будете жить в страхе этом? Они и Вас хотят убить, потому что Вы любили сестру ведьмы, и она не прокляла Вас? А что будет, когда они сделают, что хотят?

– Я привыкла так жить, и жду, когда Господь призовёт меня, – ответила старуха. – Когда они прольют невинную кровь, здесь всё обратится в прах, люди обретут покой, а деревня сгорит. Ведь деревня сгорела в ту ночь. Я бежала по лесу и к утру прибежала к деревне, плача от ужаса, пережитого мной, но потом поняла, что это та самая деревня, в которой я жила раньше.

– Я не смогу выйти из деревни, я уже пробовал, и Вы это знаете, – ответил Григорий, полный героического отчаяния. – Я найду Марию, и мы уйдём вместе. А Вы, хотите, оставайтесь и живите здесь в страхе. Как мне найти их?

Старуха ничего не ответила, а только заплакала и пошла, готовиться к ночи. Гриша заседлал коня и поскакал на поиски Марии и девочки. Дождь моросил редкими каплями. Смеркалось. Он заехал в лесок на окраине деревушки, покричал Марию, но в ответ лишь шумела листва под небесным барабанщиком. Он заехал глубже, и стало уже совсем темно, но на такой случай он приготовил керосинку.

Слезши с коня, он привязал его под деревом, чтобы дождь как можно меньше попадал на него, зажёг лампу и пошёл дальше. Осторожно пробираясь сквозь сырые сучья, Григорий покричал ещё немного, но безрезультатно. Услышав шум реки, он направился на него, в надежде найти там Марию и Настю, которые, вероятнее всего ищут какой-нибудь способ перебраться. Идя сквозь чащу, он стал подниматься на небольшой бугорок, вдруг под ногами что-то заскрипело и заходило. И с грохотом и шумом Гриша провалился под землю.

Придя в себя от такого падения, он нащупал лампу, которая погасла. Вновь зажегши, он увидел, что это было что-то вроде землянки под завалом земли. Григорий лёг и увидел проход, разгрёб всё и пролез туда.

Там было очень низко, но сухо. Стояло что-то вроде стола, а на нём свечи и книги. Он зажёг свечи, и свет озарил странное подземное логово. В углу, на земляном топчане, покрытом соломой, лежали останки человека. Скелет был сухой, но на нём ещё остались ветхие фрагменты одежды, вероятнее всего, это была женщина. На груди у неё был кулон на серебряной цепочке, а в руке, странным образом уцелевший, мешочек с каким-то содержимым. Всё было покрыто многолетним слоем пыли. У топчана стояли стопы чёрных книг без оформлений и инициалов авторов. Кинжал прекрасной средневековой работы блестел в свечном свете на столе, а в меже, исполненной равномерным квадратом в стене, стояла ваза, с какими-то надписями на языке, понятном только колдунам.