Андрей Ланиус - Грибные истории [litres самиздат]

Таким образом, все обвинения с Суспенцева были сняты. Разъяснилась и загадка.

Калабанов перестарался. Для своего лучшего друга Кости он наполнил тарелку с верхом. А друг Костя, между прочим, будучи страстным любителем «тихой охоты», к блюдам из грибов относился равнодушно.

Такой вот парадокс: Калабанов обожал грибную кухню, но отлынивал от походов за дарами леса, Суспенцев же в этом смысле был его антиподом.

Поэтому, увидев, что ему принесли слишком уж большую порцию, хозяин из лучших побуждений, желая оказать любезность своему деликатному другу, не страдавшему отсутствием аппетита, поменял тарелки местами: себе придвинул калабановскую, а тому поставил свою. Калабанов, всё ещё колдовавший у костра, роковой для себя передвижки не заметил.

При формальном подходе к делу, наверняка, найдётся кто-нибудь, кто скажет: да, именно Суспенцев и отравил Калабанова! Но это уже казуистика.

Провалившись в новгородский погреб, теряя сознание, Калабанов всё же пытался подставить ненавистного ему друга, зарыв свой дневник в кучу осыпавшейся земли. Но и эти его потуги оказались тщетными.

Похоже, Константин Суспенцев и вправду родился в сорочке!

ТАЙНИК ОПАЛЬНОГО МИНИСТРА (хроника недавнего времени-1996 г.)

Роясь как-то на полках букинистического отдела книжного магазина, что на Литейном, Григорий Мурунов выудил потрепанный томик с полустершимся золотым тиснением на обложке:

"Петр Строгий. Когда цветет черемуха. Стихотворения".

Мурунов взвесил находку на ладони.

Да-а… Сейчас-то мало кто помнит Петра Строгого. А лет двенадцать назад, нет, пожалуй, уже поболее, имя этого всесильного министра было у всех на устах. Именно со Строгого началась волна разоблачений, когда у руля империи встал новый генсек, попытавшийся было железной рукой навести порядок в коридорах власти. Едва ли не впервые изумленные сограждане узнали не по слухам, а из официальных источников, что "слуги народа" берут взятки, беззастенчиво запускают лапу в государственный карман и вообще не отказывают себе в земных радостях. Длинный шлейф прегрешений тянулся за Строгим, но многие тайны он унес в могилу, ибо накануне ареста застрелился в своем рабочем кабинете.

Зато взяли с поличным его приспешников, у которых конфисковали сумасшедшие по тем временам средства. Сколько же успел наворовать сам министр? Выводились немыслимые, астрономические цифры, но многократные обыски его квартиры, дачи, домов ближайших родственников не принесли результата. Тайник опального министра так и не был обнаружен.

Пресса долго муссировала эту тему. Вспоминали скрытный и властный характер Строгого, его семейные неурядицы, фактор неожиданности. Но так или иначе все сходились в одном: где-то таятся несметные сокровища, сродни пиратским кладам – и по размеру, и по способам добычи. Кажется, власти даже обещали солидное вознаграждение за любые сведения о золотой захоронке, но затем наступили новые времена, пришли новые люди, по сравнению с которыми алчный министр выглядел мелким карманником.

Незадолго до трагического финала Строгий выпустил стихотворный сборник. (У него, оказывается, был поэтический дар.) Впрочем, в ту пору многие номенклатурные олимпийцы ударились в литературу, воодушевленные примером автора "Малой земли". Хм! Увесистый томик. Твердый переплет. Подобное дозволялось либо классикам, либо министрам. А нынче у этой книжицы одна судьба – пылиться на полке до той поры, пока не спишут в макулатуру. Впрочем…

Мурунов открыл обложку. На форзаце стоял лиловый экслибрис. Рисунок, заключенный в фигурную рамку, изображал лесную пичугу на фоне цветущего куста. Ниже затейливо извивалась надпись: "Из библиотеки Петра Строгого". Вот оно что! Выходит, эта книжонка не простая, а из личной библиотеки опального министра?! Как же она оказалась здесь, в Питере? Воистину неисповедимы пути книг. Собственно, это не книга даже, а документ ушедшей эпохи. Грешно пройти мимо такой находки, тем более что цена сборника чисто символическая. Без колебаний Мурунов направился к кассе.

Поздним вечером, устроившись перед телевизором, Мурунов принялся перелистывать приобретение. К его удивлению, стихи оказались весьма приличными. Целый раздел посвящался природе древней тверской земли, деревне Рядки, откуда, как следовало из аннотации, да и из самих стихов, министр был родом. Как знать, если бы не служебная карьера, быть бы Петру Строгому профессиональным поэтом.