Евгения Кретова - Альтераты. Соль

— Марин, не знаешь, к кому гости приехали? — полюбопытствовала. Высокий представительный мужчина вышел из авто, направился вдоль улицы на спортивную площадку. Поднявшийся ветер неприветливо трепал идеальные светлые локоны, заставлял щуриться и некрасиво вытирать с губ мелкую пыль и песок.

Светка вздохнула, прошла в дом.

— Аня? — заглянула в Тимкину комнату. Пусто. Только надрывается сотовый на столе. Света подошла ближе, посмотрела на название контакта. «Скат».

Светка оглянулась по сторонам, тревожно пожала плечами и нажала кнопку приема сигнала, но ответить не успела, звонивший прокричал первым:

— Эй, систер, чего трубу не берешь?! Имей в виду, меня отправили вызволять тебя из-под родительского гнета! И еще везу тебе персональный втык от Орлова!

— Добрый день, это не Аня, это ее новая знакомая, меня Света зовут. Аня куда-то вышла, а телефон в доме оставила, — выпалила деловито.

В трубке озадаченно промолчали. Сбросили вызов.

Девочка пожала плечами, собралась вернуть сотовый на стол, но он разразился новой трелью. «Мамочка».

— Алло, — снова отозвалась Светлана.

Короткое мгновение — молчание в трубке, потом звенящий голос:

— Передайте Ане, что мы с Сашей уже в Анапе, в аэропорту. Как к вам добраться?

Светка назвала адрес, нажала кнопку отбоя и побежала во двор:

— Маринка, а где Аня? К ней мама с друзьями прилетела!

— Ты следила за мной, — он не спрашивал, он победно утверждал. — Это низко, Карина. Недостойно благовоспитанной дамы, которой ты всегда хотела казаться. Но в целом укладывается в твой диагноз.

Его появление словно зарядило воздух вокруг, Анна чувствовала усиливающееся напряжение. Тени, шедшие с моря, сгущались. Оттуда, подвывая, приближалась непогода.

Карина молчала. Нижняя губа подрагивала, на шее цвели ярко-малиновые пятна. Андрис продолжал:

— Ты ревнуешь. Это гадко: мы все-таки свободные цивилизованные люди. Я не скрываю от тебя ничего. — Он сделал театральный жест. — Это Анна. Я трогал ее, ласкал ее губы. И мне это нравилось.

Карина угрожающе зашипела. Пистолет дрогнул в руках, щелкнул затвор.

Анна не верила своим ушам: зачем он это говорит? Зачем он это говорит так ? В голове неприятным, липким роем носились воспоминания о чужих касаниях, чужих губах. Те самые, которые появились после сеанса гипноза. Неужели… Неужели что-то было? Девушка брезгливо поморщилась, пытаясь разгадать в непроницаемо-прекрасном лице тень шутки.

Андрис лениво продолжал:

— Ее губы, Карина, они молодые, мягкие, — он не сводил взгляд с супруги, с наслаждением подмечая, как изменяется выражение ее лица, — нежные, словно спелая малина. Я ласкал ее грудь. Она у нее высокая и упругая. Прекрасная. Когда-то твоя была так же хороша, — он мечтательно облизнул губы. — Но сейчас ты стара и уже никуда не годишься.

Аня не выдержала, закричала:

— Что вы делаете? Вы ее дразните! — Молниеносная догадка расставила мысли по местам.

Плечи женщины опустились, она беспомощно скривилась, заскулила побитой собакой. Направленный на Анну пистолет со взведенным курком дрогнул в руках.

Девушка запаниковала:

— Прекратите! Она сейчас выстрелит!

Андрис сделал ловкий выпад, схватил ее за руку и притянул к себе. Прикрылся ею… Горячо прошептал на ухо:

— Представь иронию, я именно этого и добиваюсь.

Тонкой змейкой по спине пробежал знакомый холодок, в груди больно сжалось сердце.

— Но зачем? — она не понимала.

Карина мстительно прищурилась, прошептала:

— Отойди от нее. Не то выстрелю.

Андрис тихо хохотнул — Карина не могла этого расслышать. Зато Анна прекрасно чувствовала его руку на своем животе, чувствовала горячее дыхание на обнаженной шее. Он захватил губами мочку Аниного уха, больно прижал зубами. Дождавшись, когда девушка вскрикнет, пригладил ранку кончиком языка.

— Мне она надоела, — прошептал интимно. — Но беда в том, что она владелица моей клиники. И в случае развода я останусь ни с чем. Представь, как мне этого не хочется.

У Анны похолодело внутри. Ладони вспотели. Она рывком высвободила правую руку, почувствовала при этом, как свело сухожилия на левой, которую Андрис сдавил еще сильнее.

— Но я-то, я-то здесь при чем?! — боль в левой руке стала невыносимой, перекрывая жжение в плечах и суставах.

Доктор Страуме ухмыльнулся:

— Ты очень кстати подвернулась. Молоденькая, одинокая, испуганная… Мне, правда, очень жаль. Я бы предпочел ласкать тебя не здесь и не так…