Евгения Кретова - Альтераты. Соль

Ярко-голубое небо медленно затягивалось серым пухом облаков.

— Ты до неё дозвонился? — Орлов заглянул в студию, где Скат, Слайдер и Халилов, звукарь Орлова, которого продюсер приставил к группе, сводили последний трек. Должно было получиться нечто невероятное, замешанное на густом звуке, с мощным бэком. Продюсер был определённо доволен. Хотя отъезд солистки не входил в его планы. Скат выглянул из-за монитора, покачал головой:

— Трубу не берёт.

Орлов закрыл за собой дверь, растянулся на кожаном диване:

— Слушайте, а какого беса вы мне не сказали, что она отцу бабки торчит и тот ее отрабатывать долг тащит? — парни переглянулись, пожали плечами. Растерянный Скат с его татуировками — зрелище не для слабонервных. Орлов отвернулся, гася внутри раздражение.

— А что мы сделали бы? — насупился Слайдер и уставился в монитор.

— Короче, ищите телефон этого светила археологии где хотите. К вечеру он должен быть у меня на столе. А Скраббл послезавтра — здесь в студии, на записи, — он резко встал, направился к выходу, проворчал: — Ещё не хватало влететь из-за ваших идиотских договорённостей.

Не дойдя до двери, обернулся:

— Текст кто пишет, тоже Скраббл? — Скат и Слайдер одновременно кивнули, гитарист почесал небритый подбородок:

— Я набросал, но она забраковала.

Орлов вернулся к столу, протянул руку:

— Покажи.

Слайдер вынул из кармана блокнот на пружине, развернул на предпоследней странице, передал продюсеру. Тот пробежал глазами текст, вернул блокнот гитаристу:

— Правильно сделала, что забраковала. Так — что хотите делайте, решайте вопрос: Скраббл мне нужна здесь.

Тим забрал полупустую спортивную сумку, сунул в багажник и задумался: во-первых, хотелось узнать, как там Аня. Во-вторых, очень было любопытно, что она такое увидела во время грозы, что родной отец к психиатру определил. Но хотелось бы еще и с Борисом Аркадьевичем побеседовать про находки. Хотя, вряд ли он бывает в музее после пяти вечера.

Тим посмотрел на часы: десять минут седьмого.

Забив в поисковике название музея, выяснил его телефон, набрал номер:

— Алло, девушка, мне бы Бориса Аркадьевича повидать, это из лагеря археологов звонят, от Скворцова.

Девушка лениво отозвалась:

— А он ушел уже. Завтра звоните.

— Нет, мне сегодня надо. Это срочно. Это из лагеря археологов, мы ему сегодня посылку передавали со дна. Телефон его дадите?

Девушка замялась и, хоть и неохотно, но продиктовала номер.

Тим торопливо записал его веточкой на песке, потом сразу внес в память телефона.

— Борис Аркадьевич, здравствуйте. Это Тимофей Торопов из группы Скворцова. Технодайвер. Я находку с 2/17 со дна поднимал.

По ту сторону сигнала обрадовались:

— О, рад, рад. Чем могу?

— Мне Али Саракаев сказал, что вам находку передали. Я хотел бы на ее счет с вами поговорить.

Археолог смутился:

— Да еще и говорить-то особо не о чем, исследования еще не проведены. Я обо всем Скворцову Олегу Ивановичу расскажу в отчетах.

Тим усмехнулся:

— Не, то, что я у вас хочу спросить, вы в отчет точно не внесете. А информация вам может показаться интересной. У меня есть основания полагать, что браслетик-то проклятый.

Настороженное молчание в трубке.

— В каком смысле?

— В смысле я кое-что еще видел, но тоже в отчеты внести это не могу. Али сказал, что вы собираете такой материал.

Он замолчал. Скрестив руки на груди и поджав телефонную трубку плечом, он щурился на закат. Красный, отражающийся в черной глазури. На линии горизонта выстроились в ряд три военных корабля. Силуэт одного из них он знал — это корабль обеспечения, на котором, согласно инструкции, врач, барокамера и все необходимое, чтобы откачать дайвера в случае неудачного подъёма с глубины. Археолог, наконец, отозвался:

— Хорошо, приезжайте, — назвал адрес.

Тим знал это место. Каменистый пляж, дачи за высокими кирпичными заборами. Нужный дом выглядел как ветеран на параде: скромно примостился на углу, прикрылся пышной зеленью, укутался липовым цветом.

У ворот стояла видавшая виды вишневая Мазда. Тимофей припарковал мотоцикл рядом, позвонил.

— Открыто, — из калитки выглянула выгоревшая на солнце голова пятилетнего пацана. — Заходите, дяденька.

«Дяденька»… Тимофей шмыгнул носом и шагнул на мощёный плиткой двор.

Розовые кусты, желтые орхидеи в высоких греческих вазонах, подвесное кресло-кокон в липовой тени. В нем с книжкой в руках — мужчина лет пятидесяти: виски едва тронуты сединой, внимательный и острый взгляд, чуть подросшее брюшко. Мальчонка, открывший калитку, кивнув гостю, метнулся на пластиковую табуретку у ног деда, подпер щекастую мордашку кулаками — приготовился слушать дальше.