Роуз Сабо - Какие большие зубки [litres]

– Элли? – неуверенно окликнула меня Лума.

Я выдохнула, сердце по-прежнему колотилось.

– Секунду. – Я выбралась из постели, отодвинула кресло-качалку и вернулась в кровать. – Входи.

Она скользнула в приоткрытую дверь и нырнула ко мне под одеяла. Я почувствовала запах лавандовой воды от ее волос и мерзкий мясной смрад изо рта. Ее тело было теплым, покрытым мягкими волосками, как у кошки. С ней я почувствовала себя так уютно. Она вздохнула.

– Это было тяжело, – сказала она. – Рис увидел, как мы гуляем, и сделался таким несчастным. Я думала, он полезет в драку, но он просто убежал в лес.

– Лума, наш разговор… я не имела в виду, что тебе придется это делать.

– О, я не против, – сказала она. – Что-то в нем такое есть. Мне как бы хочется разорвать его на кусочки, но в то же время и нет. Не знаю, мне это как будто нравится. Ты понимаешь, о чем я?

Я поняла. И мне стало тошно.

– Ты что, влюбилась? – спросила я, хотя вряд ли хотела услышать ответ.

– Не думаю, – сказала она. – Но ведь я не хочу, чтобы Рис был с ним, так что, может, я и правда влюбилась?

Мне всегда с трудом давалось общение с парнями: даже когда в школе устраивали танцы, я, в позаимствованном у кого-то платье, пряталась где-нибудь в уголке. Но я изучала парней, глядя, как они общаются с другими девушками и слушая потом сплетни. Поэтому я знала: какой бы ты ни была, кого бы ни предпочитала, парням ты с большей вероятностью понравишься, если ты красива. Тут мои шансы были невелики. Рыбья рожа – так меня дразнили девчонки. Я выглядела смешно: глаза навыкате, тяжелые веки, широкий рот, не говоря уже об уродливой кожаной «паутине» между большими и указательными пальцами рук. А Лума была красива. Что бы я там ни говорила Артуру, он все равно выберет Луму.

Что ж, мне не следует из-за этого расстраиваться, главное, Рис будет держаться от него подальше. Рис меня пугал. Мне не понравился его взгляд там, в зале. У него были глаза как у дедушки Миклоша, когда тот бросился на меня. Он видел перед собой добычу.

– Ты ему понравилась? – спросила я. – Он тебя поцеловал? – Это было все равно что сдирать корку с раны. Ну, поговорила я с ним, ну и что… Я думала, что что-то о нем знаю, но все это оказалось неправдой, так чего ж теперь расстраиваться?

– Он и не пытался, – ответила она. – Он хотел поговорить.

– О чем же?

– Обо всяких забавных вещах, – сказала она. – О поэзии. А еще просил меня рассказать, что означает каждый шум в лесу, все те, которых он не может слышать. Было так мило.

– Я устала, – сказала я.

Лума потянулась ко мне и поцеловала в лоб.

– Спасибо, – сказала она, – без тебя я бы никогда не решилась. Я так рада, что ты снова дома.

Она упорхнула. Ее сторона кровати, опустев, быстро остыла.

Может, еще не поздно уйти. Я могла бы попросить у бабушки еще денег, уехать в другую школу, в другой город, туда, где никто меня не знает. Начать сначала. Но от этой мысли у меня тоже пробежали мурашки. Нужно было обсудить то, что я чуть не сделала с Люси Спенсер. Я подумала о том, какой податливой и мягкой была ее шея и о круглом шраме Лумы.

Я уснула в круговороте мыслей, мечтая, чтобы появился хоть какой-нибудь намек, что же делать дальше. Погрузившись в сон, я увидела оранжерею.

Это было не похоже на сон. Скорее, такое чувство, будто встаешь среди ночи, чтобы попить воды – едва волочишь ноги. Я медленно плыла по верхней галерее, с которой открывался вид на первый этаж до лестницы, какой в старых домах пользуются слуги. Ступени вели вниз в прачечную и на дряхлую терраску, которую вмонтировали в стену, чтобы сделать проход. Он вел через весь двор к оранжерее бабушки Персефоны.

Я шла туда, чтобы встретиться с другими детьми: Лумой, Рисом и Чарли. Мы хотели сыграть в игру. Мы частенько собирались там, чтобы поиграть, все четверо. Рис и Чарли были самым старшим и самым младшим в нашей компании, поэтому мы всегда объединяли их в одну команду. Чтобы все было по-честному. Кажется, это была моя идея.

Двигаясь по коридору, я уже почти видела внутренним взором ту оранжерею с плотными рядами орхидей и прочих экзотических растений, с видавшим виды вольтеровским креслом, в котором бабушка Персефона любила сидеть, попивая чай и вглядываясь в карты. Там было светло, в этом месте, где всегда царил день. Я была счастлива, когда мне удавалось туда попасть.

Где-то вдалеке прогремел гром. Надвигается буря?

Повсюду валялись осколки, потолок и стены местами осыпались дождем на тела искалеченных растений вперемешку с глиняными черепками. Небо над головой было красным и густым, словно кровь. Там, на небосводе, копошились мутные фигуры. Мне это не нравилось. Я открыла рот и попыталась заговорить, но оказалось, что я не могу произнести ни звука. Я проснулась, задыхаясь от застрявших в горле слов.