Роуз Сабо - Какие большие зубки [litres]

– Немного похоже, будто тебя выворачивает наизнанку, – сказала Лума после того, как я три или четыре раза путалась в формулировках. – Или как будто превращаешь свои внутренности в маску, а потом запихиваешь эту маску еще глубже вовнутрь.

– То есть это маскировка? – переспросила я. – А кажется, будто процесс чуть сложнее.

– Это… – Она отложила расческу и принялась рыться в коробке с игрушками, стоявшей у ее кровати. При виде игрушек я испытала стыд за Луму. Она вынула тряпичную куклу в длинном платье. – Заверни ей юбку наверх, – велела она, и я, по-прежнему ничего не понимая, послушалась.

Под юбкой оказалось другое туловище и другая голова. Юбка, вывернутая наизнанку, была другого цвета. Перевернутая кукла изображала совершенно другую женщину.

– Вот так, – сказала Лума. – Только быстрее.

Я посмотрела на сестру, на ее белую ночную рубашку, на острые зубы в розовых и красных пятнах от помады. И попыталась представить, где прячется ее вторая сущность.

– А почему тебя это интересует? – спросила она. – Раньше ты не спрашивала. И вообще, ты всегда можешь это сделать. – Она закатала рукав рубашки, обнажив кольцо белых шрамов на предплечье. – Ты была сильнее всех нас.

Шрамы смотрели на меня с упреком; ряд жемчужинок, следы детских зубов. Я тоже смотрела на них, подавляя желание прижаться к ним своими зубами, чтобы по размеру и углу укуса убедиться: это сделала не я.

– Ох, Лума, – сказала я, – мне так жаль.

– Я в норме! – отозвалась она, но мне стало только хуже. Хорошенькой же я была сестрой. – Не так уж плохо все и было. По крайней мере, зубы у тебя не такие, как у нас.

– Я, наверное, пошла в маму.

Она рассмеялась.

– Вряд ли, она ведь такая спокойная! – сказала Лума. – Знаешь, кажется, она как-то говорила, что ты чуточку напоминаешь ей ее мать. Я спросила, что она имеет в виду, но она сказала, что не может объяснить.

– Ее мать?

– Нашу бабушку, глупышка. Она вроде бы живет во Франции. Мама каждое Рождество пишет ей письма.

– А ты видела ее? – во мне загорелась искорка надежды. – Может, я такая же, как она.

– Мне всегда казалось, что она как мама, только вся целиком… такая, – сказала Лума. Я сморщилась.

Снизу послышался скрип двери. Из зала донеслись голоса бабушки Персефоны и Артура. Я и забыла, что он собирался остаться на ужин.

– Можно одолжить у тебя что-нибудь нарядное? – спросила я. – И сделаешь мне прическу?

Лума странно посмотрела на меня.

– Зачем?

– Просто хочу попробовать что-нибудь новое, – ответила я. – Слишком долго не носила ничего, кроме школьной формы.

Она склонила голову набок.

– Печально, – сказала она. – Садись.

Она усадила меня перед зеркалом и принялась расплетать мне волосы. Они были почти того же цвета, что и у нее, только ее блестели, а мои казались выцветшими, сероватыми, что прибавляло мне лет.

– А это что? – спросила она, прикоснувшись к моей шее сзади. Меня словно обожгло.

– Ай! – воскликнула я.

– Выглядит так, будто кто-то выдрал у тебя клок волос. – Она осмотрела меня. – И еще синяки. Что с тобой стряслось?

Я вспомнила, как Люси Спенсер схватила меня за волосы и тянула их изо всех сил, пытаясь сбросить меня. Мои щеки запылали.

– Ничего, – сказала я. – Подралась в школе.

Лума цокнула языком.

– Ну, теперь ты дома, – сказала она. – Если кто-то попытается тебя обидеть, я их сожру. – Она хихикнула и, мурлыкая себе под нос, принялась расчесывать меня.

У себя в комнате она казалась другой – более мудрой, знающей. Она была на пару лет старше меня, но мы всегда менялись ролями, по очереди играя роль старшей сестры. Когда-то мне это нравилось, но теперь я вдруг почувствовала себя не так уверенно.

– Сейчас мы сделаем из тебя красотку, – сказала она.

Я не ощущала себя красоткой даже в позаимствованном у нее платье с рюшами. Уверена, на ней оно выглядело бы элегантным, чувственным; на мне же висело мешком, делая из меня маленькую девочку в ночной рубашке, так что в конце концов я снова надела школьную форму. Но прическа получилась неплохой: Лума обернула мои косы вокруг головы. Затем она велела мне повернуться, выдавила несколько полосок кремов из разных тюбиков себе на запястье и принялась накладывать их на мои щеки и вокруг глаз. Пока она трудилась, снизу из кухни доносился аппетитный аромат. Значит, они что-то поймали.

– Почему ты так долго не возвращалась? – спросила Лума, открыла мне рот и розоватыми пальцами наложила на губы несколько мазков помады. Но тут же нахмурилась и потянулась за платком, чтобы все стереть. – Нет. У тебя странный цвет лица. Чуть ли не зеленый.