Рене Ахдие - Падший [litres]

Селина запустила руку в карман и вытащила золотую сферу, которая, однако, мерцала уже не так ярко, как прежде. Правительница Сильван Уайль зажала шар между своими ладонями и слегка стиснула. Когда она снова разомкнула руки, сфера превратилась в золотое кольцо с огромным желтым драгоценным камнем прямоугольной формы.

Мать протянула кольцо Селине и сказала:

– Как только ты пожелаешь вернуться, поверни камень в кольце три раза направо и три раза налево. Появится портал, который приведет тебя прямиком ко мне в Летнее королевство. В конце концов, – она заботливо улыбнулась, – ведь твое место здесь.

Селина надела кольцо на палец, а затем обняла мать.

– Спасибо, умма .

Удивление появилось на милом личике правительницы волшебных земель. Однако она обняла дочь и крепко прижала к себе.

– Никогда не забывай, как сильно твоя умма тебя любит.

– Я скоро вернусь, – сказала Селина. – Обещаю.

– Знаю, что вернешься.

Как только Йури проводила ее дочь с проклятым кровососом прочь из Летнего королевства, леди Силла вызвала к себе Рийю. Она подозвала свою генеральшу поближе, так близко, что только ее доверенная охотница могла слышать их разговор.

Предводительница серых мантий кивнула. Когда она отправилась выполнять указ своей госпожи, холодная улыбка мелькнула в уголках губ леди Силлы.

В конце концов она заполучила власть в Летнем королевстве как минимум потому, что была умна и хитра. И она не собиралась отдавать эту власть кому-то другому. Уж точно не наследнику вампира, которого ненавидела больше всего на свете. Вампиру, который отнял у нее больше, чем любой другой враг, когда-либо существовавший.

Леди Силла это знает точно.

А всех остальных врагов она убила собственными руками.

Мы возвращаемся в мир пепла и дыма. В мир огня.

В Новом Орлеане уже июнь. И несмотря на то, что сейчас закат, воздух вокруг нас горячий и наполнен резким запахом моря. Почти два месяца смертного времени прошли за пять дней, проведенных в Другом мире. Хотя Арджун и предупреждал, что так будет, мне до сих пор сложно в это поверить.

Однако не так сложно, как в ту картину, что предстала передо мной.

«Жак». Место, которое я называл домом на протяжении стольких лет, сгорел дотла вместе с двумя другими зданиями по соседству. От ресторана не осталось ничего, кроме груды обугленных головешек. Остатки дымохода. Гора разбитых кирпичей. Фрагменты расплавленных латунных украшений. Ошметки мраморного шахматного столика, который так любил мой дядя.

Я брожу по руинам своего дома, Селина молча стоит рядом со мной, а за ее спиной садится солнце. Прохожие останавливаются порой, чтобы поглазеть на эту картину. Разинув рты, они раздосадованно цокают языками.

«Какая жалость». Ветер разносит», – разносятся по ветру их голоса, их слова звенят у меня в ушах, как церковные колокола. Иногда я благодарен своему обостренному слуху. Но не сегодня.

Селина огибает груду красных кирпичей и подходит ближе ко мне. Она озирается по сторонам, ее зеленые глаза блестят, как драгоценные камни. Как изумруды, сияющие во мраке.

– Ты знаешь, кто мог это натворить? – шепчет она, взяв меня за руку.

– У меня есть… – Я замолкаю, когда шорох доносится из темноты за нами. Груда кирпичей осыпается за тянущимся в воздух дымом. Я отталкиваю Селину за спину, и с моих губ срывается предостерегающее шипение.

– Бастьян.

Я тут же расслабляюсь. Из-за почерневшей дымоходной трубы появляется Одетта, ее лицо бесстрастно. Она одета в темный мужской костюм, точно пришла с похорон. В руках у нее фетровая шляпа. На поясе на цепочке висят карманные золотые часы, которые когда-то принадлежали моему отцу. Должно быть, она успела спасти часы от огня для меня.

Я хватаю ее за руку и заключаю в объятия. Селина обнимает нас двоих. И Одетта сдается: я слышу, как она начинает плакать.

– Это сделало Братство? – спрашиваю я.

Одетта кивает, уткнувшись в мое плечо.

– Кто-нибудь пострадал? – спрашивает Селина.

Одетта отстраняется от меня, смахивая рукой в перчатке кровавые слезы со своих щек. Качает головой.

– Никодима здесь не было. Он был в Нью-Йорке. А остальные, включая всех смертных, кто работал в ресторане, успели выбежать до того, как огонь поглотил здание. – Она слабо улыбается. – Даже Туссен спасся, не покалечившись, хотя теперь бедный питон отказывается выползать на свет, как бы его ни зазывали.