Кларк Смит - Бог астероида [сборник litres]

В холодном воздухе комнаты чувствовалось что-то странное, жуткое и неприятное. Внезапно я понял, что зубы мои стучат, а глаза нервно посматривают по сторонам. Я посмеялся над собой и поспешил раздеться. Однако в кровати мои чувства изменились. Я задёрнул занавески, сжал в руке свою дубинку и приготовился ко сну.

Но сон не приходил. Я долго лежал, отчаянно напрягая весь свой слух, пытаясь уловить любой, самый слабый звук. Мои глаза тщетно пытались пронзить стигийскую тьму. Наконец, обзывая себя дураком, я отвернулся к стене, закрыл глаза и принялся считать воображаемых овец, прыгающих через каменную стену. Но мои овцы были очень необычны. Не успел я начать счёт, как стадо овец сделалось настолько многочисленным, что я потерял им счёт. Мне пришлось отказаться от идеи уснуть таким способом, ибо все эти усилия лишь заставили меня напрячь все свои чувства и нервы.

Часы тянулись как эпохи. По-видимому, им не было конца. Половина десятого, одиннадцать, полдвенадцатого. Наконец прозвучал полуночный бой часов. Я приподнялся, испуганный звуком, но, поняв, что было его причиной, собрался снова лечь.

Внезапно, пока я сидел на постели и все мои мышцы были напряжены, занавески на окне медленно раздвинулись, по-видимому, без участия человека. С тошнотворной быстротой они отступили назад, впустив в комнату широкую полосу лунного света, пролёгшую поперёк кровати. И в самом центре этой полосы, – о, я никогда не забуду эту ужасную картину – находилась призрачная фигура индуса в белых одеяниях, которая тянула свои руки к моей кровати! Призрак был виден довольно отчётливо, хотя моему взволнованному уму казалось, что его очертания были туманными. У него было тёмное, едва ли человеческое лицо, с вперившимися в меня фанатичными глазами, с диким, хитрым, демоническим выражением. Фигура была одета в белые облегающие брюки и индийскую куртку, а на голове её красовался белый тюрбан. В тот момент она показалась мне какой-то совершенно запредельной сущностью. Несколько мгновений я сидел, застыв в ужасе, возможно, околдованный злобными глазами призрака. Затем я неожиданно вспомнил о своём скептицизме относительно существования привидений и замахнулся дубинкой на это злополучное явление.

Бац! Бац! Бац! – Дубинка ударила по чему-то более материальному, нежели воздух. Былой дух закричал и завизжал, умоляя о пощаде голосом, который я уже где-то слышал. Я схватил призрака и сорвав с него личину жителя востока, обнаружил что это старый слуга моего кузена, индийский солдат, о котором я говорил в самом начале этой истории.

Не успел я разоблачить пленника, как дверь в комнату распахнулась, и мой Чарльз ворвался в неё с зажжённой свечой в руке. Он застал меня стоящим над призраком с дубинкой в руке, читающим ему лекцию о грехе обмана, – отдельные пункты я подчеркивал взмахами своего оружия.

Удивление Берли было безгранично, когда он увидел своего слугу. Он просто не знал, что сказать. Наконец, заикаясь, кузен обратился к призраку.

– Что это значит, Рагглз?

Индиец молчал. Несмотря на свой испуг, он сидел, напрочь отказываясь отвечать и лишь угрюмо глядел на нас. Он ничего не объяснил и позже, хотя мы приставали к нему с вопросами до конца ночи.

– Что ты думаешь об этом? – спросил я кузена.

– Я крайне озадачен, – ответил Чарльз. – Какая причина могла заставить этого человека так разыгрывать меня?

Я мог только пожать плечами.

Утром слуга исчез. Он был заперт хозяином в одной из верхних комнат дома. Повреждённая и сломанная ветвь плюща свидетельствовала о способе его побега.

На столе мы обнаружили поспешно набросанную записку, написанную корявым языком, с большим количеством ошибок. В общих чертах послание сообщало следующее:

Мистер Берли,

Я хранил обиду на вас в течение многих лет, но не показывал никаких признаков этого. В течение последних нескольких месяцев я старался отомстить вам, пытаясь изгнать людей из этого дома, изображая по ночам призрака в вашей спальне. Я потерпел неудачу. Вы больше никогда не увидите меня и не услышите обо мне.

Первым ощущением Клиффа Говарда, когда он пришёл в сознание, была почти невыносимая жара. Казалось, что она избивает его со всех сторон взрывными волнами пламени из печи, а тяжёлый расплавленный металл заливает лицо и всё тело. Затем, ещё до того, как он открыл глаза, Говард ощутил неистовый свет, который ударил по его векам, превратив их в пламенно-красный занавес. Его глазные яблоки пронзила боль от слабой радиации, все его нервы сжались, заливаемые этим раскалённым океаном, а под скальпом глухо колотился пульс, порождённый не то головной болью от жары, не то болезненными ощущениями от недавнего падения.