Кларк Смит - Бог астероида [сборник litres]

Самым близким к нему объектом на этой сцене, была большая круглая секция из нешлифованных досок – та самая часть лабораторной стены, которая лежала на пути луча отрицательной энергии. Секция оставалась на том же расстоянии от цилиндра, как и до того, в лаборатории. Она неподвижно зависла в воздухе, как будто вмёрзла в слой невидимого льда.

На переднем плане за дощатой секцией толпились бесчисленные ряды объектов, которые напоминали одновременно и статуи, и кристаллические образования. Каждая из бледных как мрамор или алебастр форм представляла собой смешение простых кривых и симметричных углов, которые каким-то образом неявно содержали в себе почти бесконечное геометрическое совершенство. Они были гигантскими, с рудиментарным разделением на голову, конечности и тело, словно являлись человеческими существами. Позади них, на неопределённых расстояниях находились другие формы, которые могли быть нераспустившимися бутонами или замороженными цветками неведомых растительных новообразований.

Чандон совершенно не чувствовал хода времени, пока смотрел на картины, разворачивавшиеся за пределами цилиндра. Он не мог ничего вспомнить или вообразить. Он не осознавал своего тела, не чувствовал гамак, в котором лежал, лишь самым краешком глаза улавливая какие-то полузнакомые изображения.

Каким-то образом, в этом странном, замороженном состоянии восприятия он ощущал инертный динамизм окружавших его форм. Тихий гром, остановившиеся молнии, так и не брошенные застывшими в каталепсии богами; сложенные из атомов тепло и пламя, похожие на несветящие солнца. Непостижимые, они пребывали в состоянии размышлений перед Чандоном, как делали это на протяжении бесконечности, и продолжая оставаться таковыми, пока не исчезнут вместе с вечностью. В этом мире не было места никаким изменениям, никаким событиям: всё здесь должно было сохранять один и тот же облик, пребывать в одном и том же состоянии.

Как позже понял Чандон, его попытка изменить своё положение в потоке времени привела к непредвиденному результату. Он спроецировал себя за пределы времени в какой-то значительно более дальний космос, где сам эфир, возможно, не был способен взаимодействовать с силой времени, и потому явления временной последовательности здесь были невозможны.

Исключительная скорость полёта забросила Чандона на грань этой вечности. Чандону казалось, что его судьба – остаться здесь и подчиниться законам безвременья, подобно какому-нибудь исследователю Арктики, застрявшему в вечных льдах. Жизнь, в том виде какой мы её знаем, оказалась для него невозможна, но вместе с тем он не мог и умереть, поскольку смерть также была неразрывно связана с поступательным движением времени. Ему предстояло оставаться в том положении, в котором он сюда прибыл, навсегда задержав в груди тот вздох, который он совершил в момент своего столкновения с безвременьем. Он был зафиксирован в оцепенении чувств, в яркой нирване созерцания. Рассуждая логически, у него, казалось, не было никакого выхода из этого затруднительного положения.

Однако я должен теперь рассказать о самом странном событии из всех; событии, которое казалось необъяснимым, бросающим вызов неопровержимым законам вневременной сферы.

В замороженное поле зрения Чандона, двигаясь поперёк бесконечных рядов неизменных фигур, вторгся некий объект; предмет, который словно проплывал сквозь бесчисленные эоны, постепенно увеличиваясь среди окружающего пейзажа с медлительностью какого-то тысячелетнего кораллового рифа, растущего в кристальном море.

С первого взгляда на него было заметно, что этот объект совершенно чужд всему здешнему окружению. Он был явно родом не из этой замёрзшей Вечности, так же как цилиндр Чандона, и секция стены его дома. Он был чёрным и не блестел; его чернота была более глубокой, чем космос за пределами звёзд или металл, скрытый от света в ядре планеты. Этот объект выглядел так, словно он обладал сверхматериальной прочностью и вместе с тем казалось, он отклоняет кристаллический свет, чтобы оградить себя от здешнего, никогда не меняющегося, сверкания.

Он раскрылся, как острый и расширяющийся клин, движущийся сквозь несокрушимый эфир, создавая этим жестоким вторжением новый визуальный образ в парализованных глазах Чандона. Вопреки всем мыслимым законам здешнего окружения, объект заставил путешественника сформировать для себя некое представление о продолжительности и движении.