Вячеслав Романцев - Псы Господа

Как бы то ни было, Фима нажал на спуск удивительной конструкции, уверенный: не сработает, придется пустить в ход проверенный короткоствольный «кольт»…

Сработало!

Выстрел не грянул — но еще как сработало!

Глеб Бокий — имя его Фима никогда не узнал — рухнул на земляной пол, задергался, глаза полезли из орбит, кровь хлынула горлом… Подергался и затих. Готов.

Удружила наука, подумал Гольдштейн, ни грохота, ни проклятых рикошетов… И тут же, пока не отобрали, опробовал штуку на следующем клиенте. Вернее, на клиентке — была она дочкой врага, маскировавшегося под командарма, да и сама матерая вредительница…

Ничего. Никакого эффекта.

Однозарядный? Вроде старинных дуэльных пистолетов? Фима так и этак вертел загадочное оружие — подфартило вредительнице, подышала пару лишних минут.

Признаков, что можно как-то открыть, как-то зарядить штуку, Фима не обнаружил. Рассмотрел лишь клеймо на рукояти: на фоне восходящего солнца пролетарий замахнулся молотом на какую-то ползучую тварь — не иначе как на гидру контрреволюции. Только солнышко неправильное, треугольное — а лучи как надо, во все стороны. Сверху картиночки полукружьем выбито: «Трест точной механики». А снизу прямая строчка: «Опытное производство».

Тем дело и кончилось. На выходе из подвала невиданное оружие забрали, потом был заслуженный стакан спирта, потом еще один… Через неделю Фима и не вспоминал о странном случае. А через полгода (до белой горячки оставалось совсем чуть) он совершил последнюю экскурсию в подвал, уже без «кольта». И никогда не узнал, что…

…что у Якова Михайловича Юровского было много официальных постов после 17-го года: председатель Уральского ГубЧК, руководитель Гохрана (Государственного Хранилища ценностей при Наркомфине), член коллегий различных наркоматов и депутат всевозможных Советов…

Но мрачную славу Юровскому (под псевдонимом Юзеф его знал лишь узкий круг людей) принесла одна должность: комендант дома особого назначения — «Ипатьевского дома». Цареубийца.

Два других руководящих поста Юровского внимания не привлекали: член правления Треста точной механики и директор завод «Богатырь» — как-то мелко и буднично по сравнению с цареубийством… Никто не задумывался — даже в Капитуле Новой Инквизиции — чем там руководит товарищ Юзеф. Теоретически, ясность мог бы внести Модест Семенович Семаго (заместитель Юровского на обоих постах, занимавшийся всей практической работой) — объяснив, что крайне любопытные технические устройства разрабатывают не только в лабораториях руководимого Бокием Спецотдела…

1938 год стал страшным для Богдана Буланского. На глазах рушилось кропотливо возведенное здание — рушилось долго, больше года — но возводил его Богдан почти двадцать лет!

После первых, прицельных выстрелов началась стрельба по площадям. Аресты шли днем и ночью — противники не мелочились, загребая широким бреднем и правого, и виноватого. На одну расстрелянную высокопоставленную креатуру Буланского приходилось по пять ни в чем не замешанных коллег, прихлопнутых за компанию; на каждого исполнителя среднего и низшего звена — по десять, двадцать псевдосообщников.

Богдан часто говаривал: «Крови не надо бояться», «Сомнение есть повод выстрелить», «Лучше убить безвинного, чем упустить врага». Теперь эти принципы применяли против него, применяли с размахом…

Что удивительно — самого Богдана не тронули. Капитул не продлил на очередной срок полномочия начальника Оперативного управления — и всё. Он сам сбежал, сам перешел на нелегальное положение — в июне, когда понял, что Юровский жив — его болезнь и смерть в ЦКБ оказались гнусной комедией.

Но и после этого на Богдана не сразу началась охота… Буланскому хватило времени, чтобы осознать грустную иронию ситуации: по большому счету, цель достигнута. Почти все кровавые упыри, уничтожившие его страну в 17-м, сдохли, как бешеные псы. Беда в другом — в той стране, что созидается сегодня, Богдану места нет и не будет…

Понял он и причины поражения. Точнее сказать, главную причину. Юзеф переиграл его легко и просто, одним ходом. Всей разветвленной и сложной сети креатур Буланского он противопоставил одного-единственного человека. Одну креатуру — подготовленную, без сомнения, очень давно, когда никто и подумать не мог, каких вершин достигнет товарищ Коба, скромный старый партиец…

И Богдану приходил в голову этот ход — но слишком поздно, когда возможностей добраться до товарища Кобы, ставшего товарищем Сталиным, не осталось.