Это полностью истощило ее. Для Евы Проход теперь уже был закрыт: она больше не могла его видеть. И Севу тоже не видела, но знала, что все получится, что горячий живительный импульс пусть на короткое время, но приведет Севу в чувство, позволит подняться на ноги и пойти вперед. Той силы, что будет пульсировать в нем, хватит, чтобы он смог добраться домой.
«Не оглядывайся, прошу тебя! Иди! Сделай так, чтобы все было не напрасно! Не ищи меня — я приду! В этот раз у меня не получилось, но я вернусь, чего бы мне это ни стоило, и мы будем вместе. Я наберусь сил и снова открою Проход! Только иди, только не останавливайся, только живи», — заклинала его Ева, лежа на полу подвала в полной темноте.
Она слала и слала Севе свои мысли, точно они были письмами, предназначенными ему одному. Она чувствовала, что Сева воспринимает, получает ее послания и сделает так, как она просит.
Между ними была натянута волшебная нить, и когда она спустя какое-то время порвалась, окончательно оставляя их на разных берегах, Ева отключилась, как перегоревшая лампочка.
В чувство ее привела мать. Вытащила из подвала, побрызгала водой, похлопала по щекам без намека на материнскую ласку.
— Так и знала, что вы тут. Вечно сюда шныряете.
Ева спросила, какое сегодня число, и мать ответила. Получалось, что Ева тут со вчерашнего дня.
— Ночевать не пришли. Я вам что, разрешала?
В дыхании Зои чувствовался перегар.
«Все ясно, — поняла Ева, — мать тоже не ночевала дома».
В последнее время она стала все больше пить и, бывало, оставалась у своей подруги — той, что торговала на автовокзале. Утром пришла, увидела, что дети не ночевали дома, отправилась искать.
— В городе, как во время бомбежки. Все бегут.
— И ты беги, — тихо сказала Ева.
Мать пристально посмотрела на нее.
— Севка где? — спросила она, как будто только заметив, что неразлучные двойняшки оказались не вместе.
— Ушел, — ответила Ева.
Зою этот ответ как будто бы устроил. Она помолчала, раздумывая о чем-то, а потом спросила:
— Это ведь из-за вас? Вы напустили на народ порчу? На меня только не действует, потому что я с вами всю жизнь и к штучкам вашим нечувствительная! Только не вздумай врать! Все говорили, я чокнутая, но я-то всегда знала: не мои вы дети! Вот нисколечко к вам ничего не испытывала того, что мать должна испытывать. — Прежде Зоя никогда так открыто не говорила об этом. — Вы ведь не мои, так? Говори!
То ли из-за слабости, которая овладела ею, то ли из-за неожиданного признания матери Ева не смогла солгать и сказала правду:
— Не твои. Мы чужие тебе. — Она подняла глаза на Зою. — Колдуны, как ты всегда и думала. Но если ты кому-то скажешь, тебя упекут в психушку.
Зоя молча смотрела на Еву, потом кивнула:
— Так я и знала. Скоро в городе никого не останется. Одни крысы да тараканы.
Ева прислушивалась к тому, что происходило с ней, и это приводило ее в отчаяние. Она попыталась сосредоточиться на открытии Прохода, но ничего не вышло. Ее силы — силы Хранителя — неужели их больше нет? Она отдала Севе все до капли и запас невосполним?! Нет-нет, такого не может быть! Наверное, они просто замерли, уснули… И Ева не могла разбудить их. Она ощущала лишь слабый отсвет там, где прежде было яркое сияние; тихий отзвук в том месте, где прежде гремел оркестр…
«Что со мной? Как я сумею попасть к своим братьям и сестрам? К Севе?»
Волевым усилием Ева приказала себе успокоиться: она истощена, должно пройти время, чтобы силы Хранителя восстановились. Нужно подождать…
Но сколько продлится ожидание? Месяц? Год? Десять лет?
Как бы то ни было, оставаться в Старых Полянах нельзя: невольно, не планируя этого, они с Севой изгнали горожан, а выжить в мертвом городе ребенку в одиночку не получится. Придется им с Зоей тоже уехать, пожить где-то, пока силы вернутся, чтобы открыть Проход.
— Нужно уезжать.
— Надо — поедем, — сказала Зоя, и больше они не перекинулись ни словом. Не о чем им было говорить.
Зоя уладила дела на работе. Они собрали вещи, сели в автобус, приехали в Уфу. Уже в автобусе Ева стала замечать неладное: пропала не только ее сила, постепенно исчезало и кое-что еще! Чем дальше они удалялись от Старых Полян, тем меньше она помнила то, что с ней происходило.
Воспоминания меркли, тускнели, выцветали, как надписи, сделанные «волшебной» ручкой с невидимыми чернилами, которую однажды купил им с Севой отец.
То, что недавно было живым и настоящим: трагедия в Старых Полянах, Егор Савич, Рокотов и строительство предприятия; братья и сестры, которые ждали ее в новом мире; их с Севой смерть и новое рождение; Гарик, их дружба и его гибель, Инна Валерьевна, учеба в школе и домашние дела — все отодвигалось куда-то, пропадало. Еву охватила паника: она с трудом могла вспомнить, как выглядел их дом и улица, на которой он стоял. В каком классе она училась? Как звали учительницу?
Читать дальше