Зои Аарсен - Легкий как перышко [litres]

– Вайолет, это Кэндис. На улице льет, а Оливия застряла в молле в Грин-Бей. Думаю, ты понимаешь, почему я тебе звоню. Лучше перезвони мне как можно скорее, как только получишь это сообщение.

Мне было уже совсем нехорошо от тревоги. Мы просидели в кафе на заправке еще минут пятнадцать, пока снаружи продолжала бушевать буря. Наконец дождь резко прекратился, и мы глянули друг на друга, удивленные такой внезапной переменой.

– Ну что, рискнем? – спросил Джефф.

– Оливия застряла в торговом центре в Грин-Брей, и ее машина не заводится, – сообщила Кэндис парням. – Раз уж игру отменили, нужно заехать за ней.

– Но туда же ехать примерно час, – сказал Пит. – По меньшей мере. Почему она мне не позвонила?

Я присоединилась к Кэндис и вставила:

– Ее телефон разрядился, и мы доберемся туда раньше ее родителей.

Пита не нужно было долго убеждать.

– Давайте так и сделаем. Возможно, кто-то даст ей зарядить телефон в молле.

Мы убрали свои подносы и покинули кафе, удивленные свежестью и чистотой воздуха после проливного дождя. Что-то не позволило нам сразу же броситься к машине. Мы немного постояли у дверей кафе, засунув сложенные зонтики под мышки и удивленно осматривая мокрую парковку.

Один из водителей грузовиков – не тот бородатый, который предупредил нас о потопе, но постарше, с огромным животом, – открыл одну из дверей и высунулся, чтобы окликнуть нас:

– Ребята, может, стоит подождать еще минут пять или около того. – Он с сомнением глянул на небо. – Пахнет градом.

Пит вежливо улыбнулся и ответил голосом, предназначенным для учителей и родителей.

– Спасибо за предупреждение, но нам нужно ехать.

Водитель грузовика пожал плечами, словно мы были компашкой глупых, а мы направились к машине Пита. Но едва мы успели дойти до середины парковки, как на землю упала первая градинка. Первые несколько шариков льда были размером с наперсток и падали на парковку с невероятной скоростью, разбиваясь на кусочки, как только касались земли или крыш машин. Я услышала за спиной вопль Кэндис, а Мелисса передо мной натянула на голову капюшон толстовки, чтобы защититься от града. Я попыталась было открыть зонт, но сдалась. Всего за пару секунд град стал сильнее; градины стали невероятно огромными, словно маленькие твердые, как камень, шарики для пинг-понга, несущиеся с небес. Они били по грузовикам на парковке, по капотам припаркованных машин, и при ударе раздавались звуки, похожие на выстрелы. Я чувствовала, как град бьет по спине, плечам и голове, и было так больно, что едва получалось думать. Мы развернулись и бросились назад в кафе. Мне было трудно рассмотреть, куда я бегу, – а град все сыпался на асфальт, скользкий и хрустящий под ногами.

Бум! Бум! Бум!

Пит открыл дверь кафе, и мы ворвались внутрь, дрожа и тяжело дыша из-за возбуждения. Мы стояли там в неловком молчании, наблюдая за градинками, пытаясь успокоиться и понять, что творится с погодой вокруг нас. Град был таким плотным, что мы даже не видели машину Пита на парковке.

– Просто безумие какое-то, – пробормотал себе под нос Пит.

– Что-то словно прямо из Библии, – добавил Джефф.

Когда через пару минут град резко прекратился, мы подошли к машине Пита и обнаружили, что большая градина попала прямо в центр лобового стекла, оставив в нем выбоину и покрыв его паучьей сетью трещин.

– Вот черт, чувак, – сказал Джефф Питу.

– Ну, привет. Теперь мы не сможем заехать за Оливией.

Пит достал телефон, чтобы позвонить в службу помощи автомобилистам и вызвать эвакуатор.

Примерно час спустя мы стояли, наблюдая, как эвакуатор увозит машину Пита, с хрустом раздавливая колесами остатки тающего града, и обсуждали, чьим родителям нужно позвонить и попросить нас забрать. Как ни странно, грозовые тучи проплыли, так что взгляду открылось чистое голубое небо, быстро темнеющее с приходом ночи. Мы пока не слышали новостей от Оливии, но Кэндис была уверена, что все хорошо. Возможно, она пыталась убедить в этом саму себя.

– Она все говорила, что ее телефон разряжается. Только поэтому она не перезвонила, – настаивала Кэндис.

Но я нутром чувствовала, что случилось что-то очень и очень плохое.

Точно так же я себя чувствовала, когда просыпалась после кошмара о Дженни и пожаре – словно что-то изменилось, и оно было не просто ужасным, но и непоправимым. Наконец, я набралась смелости позвонить маме. Трудно было сказать почему, но, когда я услышала ее голос, по моим щекам потекли слезы.