Андрей Сиротенко - Сон, ставший жизнью [litres]

Крики петухов, возвещавших восход солнца, я уже, по всей видимости, пропустил, так как небесное светило успело повиснуть в двух метрах над тонкой и расплывчатой линией горизонта. Мухи неистово бились о стекло и настырно жужжали, пытаясь вырваться на волю. Стекло с потрясающим спокойствием сдерживало эти слабые удары. На небе, в тон ещё не успевшему до конца проснуться солнцу, краснели облака. Я отодвинул в сторону занавеску и взглянул вниз, на грядки. Слева по-прежнему рос горох, в дальнем правом углу находилась картошка, напротив неё – красная смородина. Прямо под моим окном располагались кочаны капусты, зеленели хвостики моркови и помидоры с огурцами. Да уж, им-то и вовсе нет дела до моих кошмаров.

Я повернулся лицом внутрь хаты и, зевнув, потянулся. Часы монотонно тикали, пытаясь преодолеть притяжение восьми часов утра. Значит, коров пастись уже повели. Странно, я и это не услышал… Около крохотного окна у самого выхода из комнаты на электрической плите стояла сковородка, доверху наполненная чищенной картошкой, которую я предусмотрительно заготовил ещё с вечера. За ней, около самой стены, гордо возвышался холодильник. Он не работал лет пять, не меньше. Что-то сломалось в его механизме. Причём такую ёмкую и точную характеристику поломке дали именно в ремонтном отделе. Я не стал выяснять что, так как у мастеров и без того глаза округлились, когда они увидели мой холодильник, наверное, самый новый и модернизированный во всей нашей деревне. Кстати, такое же «что-то» сломалось и в моём телевизоре и радиоприёмнике. Неужели эта таинственная и непонятная деталь есть в любой новой вещи, собранной из иноземных плат, схем и резисторов с транзисторами?! Вопрос риторический. Даже саркастический. Любой бы его задал, увидев наших ремонтников.

Мой взгляд остановился на столе, где обычно находились всякого рода газеты и жёлтые листы старых тетрадок в клеточку. Однако, как я и ожидал, там ничего не было, так как ещё позавчера я нашёл в себе достаточно сил, чтобы прибраться здесь. Хотя, если быть честным, творческий беспорядок лишь немного утрамбовался, переместившись на дальний угол стола, но всё же это оказалось лучше, чем пить, есть и работать на поверхности, полностью заваленной листками бумаги. Значит, это всё-таки был сон… Конечно же сон! А разве стоило ожидать чего-то другого?! Ведь это же всего-навсего видения моего мозга, уставшего за долгий рабочий день. Только от чего ему было устать вчера, если он ничем таким не занимался?! Опять вопрос без ответа. Ну его!

Быстро натянув рабочие штаны и посеревшую от времени рубаху, я отыскал старые кроссовки около кровати и вышел на крыльцо, которое ещё совсем недавно являлось мне во сне. Спустившись вниз, я на какое-то мгновение застыл на месте и не мог дальше ступить ни шагу. В нескольких метрах передо мной сидел на раскладном стульчике совершенно незнакомый человек. На его голове красовалась своеобразная шапочка – такие обычно носят художники. Перед незнакомцем стоял мольберт, а в руках порхала кисточка, обмакнутая в зелёную краску. Сидел художник ко мне спиной, усиленно срисовывая красоты моего сада. Интересно, откуда он взялся и что ему надо именно от моего дома и участка?

Носы моих потрепанных кроссовок быстро стали влажными, впитав в себя разноцветную росу прохладного утра. Я осторожно подошёл к незнакомому человеку и указательным пальцем постучал по его плечу.

– Я вам не помешал? – вопрос с моей стороны казался несколько издевательским, но иной интонации я выбрать не смог.

– Нет, что вы! Я уже практически дорисовал, – его чисто выбритое лицо скривилось, как от оскомины, а приоткрывшийся рот обнажил идеально белые зубы.

Тогда со скольких он здесь сидит? Я мельком взглянул на его рисунок. Довольно неплохо, надо сказать. Краска лежала ровно, хотя мне казалось, что художник рисовал немного небрежно, предпочитая широкие мазки точечным касаниям. Деревья выглядели как живые. На секунду мне даже почудилось, что они легонько шевелят ветвями, помогая себе зелёными листочками. Тени тоже были чёткими и правильными. Художник с точки зрения своего творчества вызывал во мне лишь одни положительные эмоции в свой адрес. Пусть я и не был искушенным знатоком, но придраться мне было не к чему. И всё-таки что он делал именно на моём участке? Как-то не очень хотелось верить в подобные случайности после такого странного сна.

Я снова перевёл взгляд на художника, успевшего к тому времени сделать ещё парочку штрихов на своём и без того практически безупречном рисунке. Склонив голову набок, он сощурил глаза, изучая свою картину и давая понять, что работа окончена.