Оля задумалась. Не в парке ли не так давно лаяла и выла незнакомая собака? А хотя, впрочем, столько времени прошло… Наверняка она уже убежала. К тому же на дворе день: если там сейчас и есть собаки, они мирно прогуливаются с хозяевами на поводках. Бездомных гонят дворники — и правильно делают.
А до парка отсюда добираться удобно. Да и ориентир хороший.
— Окей, — она кивнула, забыв, что говорит по телефону. — Тогда давай в парке. У главного входа, минут через десять, ладно?
— Принято, жду, — откликнулся Женька и отключился, не прощаясь.
Оборачиваясь к Стаське, Оля уже знала, что сейчас наткнётся на её знакомый хитрый прищур. С таким подруга смотрела на неё несколькими часами ранее, когда речь зашла о Женьке. Ох, да когда это прекратится наконец?
Не то чтобы она считала, что у них с одноклассником никогда ничего не может быть — но сейчас они просто дружили, а слухи не прекращались.
— Это он, да? — вкрадчиво протянула подруга. — На свиданку собираешься?
— Иди ты, — Оля беззлобно отмахнулась и принялась упаковывать фотоаппарат обратно в чехол.
Женька, как и договаривались, встретил её неподалёку от главного входа в парк, где стоял невероятно уродливый, похожий на соляной столп памятник. Памятник должен был изображать скорбь по солдатам, павшим в какой-то битве — но жители города негласно считали, что скульптор, его создававший, был явно пьян или хотя бы не в духе.
— Салют, — Оля подлетела к однокласснику, скользя подошвами по тонкому льду. — Итак, что ты хотел сказать?
Тянуть не хотелось. К чему лишний раз ходить вокруг да около? Особенно — когда один и тот же сон, не страшный, но тягучий, тоскливый и муторный, раз за разом не даёт нормально выспаться. Когда это длится с начала ноября, и вот уже неделю Оля просыпается с отвратительным чувством горечи внутри, и его не заглушают даже вкусный завтрак и мамина улыбка.
Женька говорил, это ноябрь. Ноябрь всегда действует на тех, кто может видеть, вот так. Странные сны — лишь начало: именно в эти холодные, почти зимние дни, когда дороги покрываются льдом, происходят самые неожиданные вещи.
Поневоле вспоминались мифы разных народностей о том, что в ноябре — время духов. Может, в их основу легли воспоминания «видящих» древних веков?
— Быстро ты, — заметил Женька, не отрываясь от толстой тетради на кольцах. Старой, потёртой: его бывшая владелица купила эту тетрадь в незапамятные времена.
Дневник его матери, после смерти перешедший к сыну. Дневник, в котором та с пугающей точностью описывала тварей, что встречались ей на жизненном пути, рассказывала об их привычках, давала советы по предотвращению погони. Даже делала короткие зарисовки, будто не боялась опасности: если бы чудовища увидели картинки, для неё это бы значило конец.
Оля снова опасно покачнулась на тонком льду и тихо позавидовала Женькиной обуви, которая не скользила даже в такую погоду.
— Может, сядем сперва? — взмолилась она. — А то я уже задолбалась падать.
Женька поднял голову, глянул на Олю, оторвавшись от страниц. Улыбнулся одними глазами — светло-серыми, особенно яркими на контрасте с чёрными волосами.
— Можем, — легко согласился он. — Заодно покажу кое-что интересное. Я тут, кажется, понял, как она отводила внимание всякой нечисти.
Оля навострила уши. Звучало интересно. О том, как Марина, мать Женьки, ухитрялась заполнять дневник, не привлекая к себе излишне настороженных нелюдских взглядов, они спорили уже с месяц. Женька уверял, что у неё наверняка был какой-то план, о котором она не успела рассказать перед смертью. Оля… Оля просто считала, что Марина обладала хорошей памятью. А записывала и рисовала — в чуланах, в туалете, ночью под одеялом. То есть, там, где никто не сможет её увидеть. Даже тварь.
Некоторые из них могли понимать человеческую письменность. Но лишь некоторые. Спрятаться от меньшинства — не такая сложная задача.
Но как это, чёрт возьми, связано с её снами?!
Пока они шли по заснеженной дорожке — в самом парке, к счастью, гололёда не было — Женька рассказывал, что именно ему удалось узнать.
— Помнишь, я обращал внимание, что некоторые записи у неё вообще не в тему? Ну там, она пишет про чудовищ, а через пару страниц — внезапно про закатки. Или про погоду за окном. Или совсем уже бессвязную тарабарщину, которую прочесть-то невозможно?
Оля нетерпеливо кивнула. Любопытство жгло изнутри, смешиваясь с тревогой. Их прогулка была тихой и спокойной, а пейзаж вокруг — невероятно мирным, и даже мелких теней почти не встречалось. Но что-то в окружающей картине её пугало — и она не могла понять, почему. Даже не то чтобы пугало: скорее, вызывало непонятное ощущение беспокойства, будто серая тягомоть из сна стала на шаг ближе к реальности, будто… будто шевельнулись внутри, выходя из спячки, ржавые стрелки часов.
Читать дальше