Маргарита Малинина - Исчезнуть из преисподней

На этих словах он просто меня покинул. Ну и как мне жить с этим? Она хотела забрать мою жизнь, а я, хоть и косвенно, не своими руками, но все-таки забрала ее…

Я попыталась освободиться от пут — не получилось. Ходить в темноте боялась — вдруг реально обо что-то споткнусь и сломаю себе шею. Поэтому я просто сидела и думала. Что он имел в виду? Это мое убийство хотели представить как ритуальное? Но кто бы в это поверил?

Здесь я вспоминала, как Светка упоминала в черновиках недавний случай в Австралии. Она бы провела параллель, что масонский орден по всему миру проводит жертвоприношения. Здесь уже инвестор — или кто он там — не обошел бы ее вниманием. Но как она собиралась дурить полицию и уйти от подозрений?

Тут я услышала голос наверху, который меня звал. Юлиан!

Ах, ну да! Юлиан! Вот как она собиралась выйти сухой из воды. Юлиан не знает Светку, но я более или менее ее знаю. Во всяком случае знаю, что она умна. Она решила, что друг Юлиана — это именно Юлиан. Она просто хотела убить меня руками Алекса и подставить Юлиана — родню Щербинина. Она бы представила это как то, что он шестерка председателя местной масонской ложи и поставляет им жертв для ритуалов — что-нибудь в этом духе. И вот я, несчастная, никому не нужная подружка журналистки Лариса Савушкина, оказалась в числе жертв. А ей самой удалось сбежать и провести расследование.

Ой, блин, я же забыла отозваться на клич…

— Юлиан! Я здесь! Внизу!

Он подбежал к дыре в полу и увидел меня.

— Черт… Как ты туда забралась? Где вход?

— Наверно, там, где ты Светку держал…

— Я плохо изучил подвал. Но попробую найти. Жди здесь.

— Я никуда и не ухожу, знаешь ли! Сижу тут.

— Ты ничего себе не сломала? Все хорошо?

Господи, какие все заботливые… То подставляют, обманывают и кидают тебя под поезд, а то вдруг резко — ничего себе не сломала? Они одинаковые. Оба. Все…

— Да, все хорошо. Встреть Рубцова на улице, проводи его сюда.

— Кого?

— Капитана полиции!

— Ах, ну да, он же приходил к нам тогда… А где этот твой? Мужлан.

— Мужлан сделал ноги. Ты идешь меня спасать или так и будешь бубнить?

— Окей! Одна нога здесь, другая там!

— Пусть лучше обе будут там… То есть здесь. То есть там, где я… Короче, ты понял. — Но он даже не дослушал, до меня донеслись удаляющиеся тяжелые шаги еще посередине моей последней фразы. — Ну окей. Жду тебя здесь.

Я еще говорила сама с собой минут пятнадцать. Может, меньше: в темноте и одиночестве время тянулось довольно медленно. Однако в итоге спасать меня явилось трое: Юлиан, Рубцов и еще какой-то человек в штатском. Рубцов заботливо предложил вызвать скорую, но я себя чувствовала прекрасно. Ночь, свежий воздух, кто-то незримый плещется в пруду и пугающе крякает — что еще нужно для счастья?

Ранним утром мы оказались в доме с Ротондой. Поднимаясь по разветвленной железной лестнице, я бросила беглый взгляд на стенд с записками. По дороге к дому мы встретили телевизионщиков, которые мчались на всех парах в усадьбу. Не знаю, кто слил им информацию, но стало ясно: желание Светки, написанное на ярком стикере, уже начало сбываться. Ее имя точно будет везде: и в новостях на ТВ, и во всех газетах — все, как она и хотела. Сатане, живущем в подвале Ротонды, не откажешь в юморе.

— Осторожно, держись за перила, — предостерег меня спутник, видя, как я выворачиваю шею, выискивая с расстояния розовое пятнышко с угловатым почерком.

По дороге я настаивала, чтобы он меня высадил на Социалистической, но брюнет покрутил пальцем у виска. Мы не говорили о путешествии, которое проделал Светкин труп, но рассказали, что квартира оказалась двухэтажной, и, возможно, Рубцов начнет поиски Алексея оттуда. Короче, я в итоге согласилась, что путаться под ногами у следствия пора бы прекратить, так в итоге и попала в гости к Юлиану в на одну треть дьявольскую тридцать третью квартиру.

Я сразу прошла в гостиную и у него на глазах открыла нижний ящик антикварного комода. Одним из фолиантов оказалось раннее издание романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».

— Почему именно Сервантес? — спросила я, аккуратно листая страницы и продолжая стоять возле комода.

— Я же сказал. Нравится.

— Чем? Борьбой с ветряными мельницами? А ты с чем борешься тогда? — Он молчал. — Или с кем?

Вздохнув, он устроился на своем любимом потертом диване, положил руку на спинку, закинул ногу на ногу и, повернувшись ко мне всем корпусом, громко ответил: