Роберт Стайн - Смертельный урок музыки [litres]

Я сыграл ему гамму.

– Изумительные руки, – улыбнулся он. – Еще раз, пожалуйста.

Я опять сыграл.

Урок прошел хорошо. Доктор Визк очень меня хвалил и все повторял, какие у меня замечательные руки, хотя я играл только ноты и самые простенькие гаммы.

«Может быть, у меня действительно есть талант?» – подумал я и спросил доктора Визка, когда мы начнем разучивать какие-нибудь рок-композиции.

Он почему-то хохотнул.

– В свое время, – сказал он, не сводя глаз с моих рук на клавишах.

Я слышал, как в кухню вошли папа с мамой. Через пару минут мама возникла в дверях гостиной. Она встала на пороге и вытерла руки о свитер.

– Там на улице жуткая холодина, – улыбнулась она доктору Визку. – Похоже, снег пойдет.

Он улыбнулся в ответ:

– А здесь в доме тепло и уютно.

– Как тут у вас успехи? – спросила мама.

– Успехи есть. – Доктор Визк дружески мне подмигнул. – Джерри талантливый мальчик. Я думаю, ему стоит поступить ко мне в школу.

Мама ужасно обрадовалась:

– Вы так думаете? У Джерри действительно есть талант?

– У него изумительные руки, – отозвался доктор Визк.

Как-то странно он произнес эти слова… У меня по спине пробежал холодок. Очень странно…

– А у вас в школе учат играть рок-музыку? – спросил я.

Он потрепал меня по плечу:

– У нас всякую музыку учат играть. Самую разную. У нас много хороших учителей. И у нас люди всех возрастов. Я могу записать тебя на пятницу, после школы. Сможешь по пятницам приходить?

– Сможет, – ответила за меня мама.

Доктор Визк подошел к маме и протянул ей визитную карточку:

– Вот здесь адрес. Только, боюсь, моя школа находится на другом конце города.

– Ничего. – Мама взяла у него карточку. – В пятницу я работаю только до обеда. Я могу заезжать за ним в школу и отвозить к вам.

– На сегодня все, Джерри. Урок окончен, – повернулся ко мне доктор Визк. – Потренируйся на этой неделе, изучи новые ноты. А в пятницу я тебя жду.

Мама проводила его в прихожую. Я слышал их приглушенные голоса, но не мог разобрать ни слова.

Я встал и подошел к окну. Начался снегопад. Снег падал сплошной белесой пеленой. На улице уже наметало сугробы.

«Интересно, – подумал я, глядя на снег, – здесь, в Нью-Гошене, есть хорошие горки, чтобы кататься на санках? И где мои санки? Распаковали их или нет?»

У меня за спиной заиграло.

Я даже вскрикнул с испугу.

Пианино играло само.

Это были противные, громкие звуки. Как будто кто-то невидимый в ярости колотил кулаками по клавишам.

Бум… Бум… Бум…

– Джерри… прекрати! – крикнула мама из коридора.

– Это не я! – заорал я в ответ.

Кабинет доктора Фрая был совсем не похож на кабинет врача-психиатра, как я его себе представлял. Это была небольшая и светлая комната с желтыми стенами. На стенах висели красочные картины с изображениями попугаев, туканов и других ярких птиц.

Здесь не было никакого массивного кожаного дивана, который является обязательной принадлежностью кабинета врача-психиатра в видеофильмах. В комнате стояли два кресла, обитые зеленой материей. С виду очень удобные и мягкие. Стола не было. Только два кресла.

Я уселся в одно из них, а доктор Фрай расположился в другом.

Он был гораздо моложе, чем я ожидал. С виду намного моложе папы. У него были волнистые волосы, рыжие-рыжие и приглаженные. И он был весь в веснушках.

Он был совсем не похож на врача-психиатра.

Нисколечко не похож.

– Расскажи мне про ваш новый дом, – попросил доктор Фрай.

Он положил ногу на ногу, пристроил блокнот на колено и с искренним интересом уставился на меня.

– Дом как дом, – сказал я. – Очень большой и старый.

Доктор Фрай попросил меня описать мою комнату.

Потом мы с ним поговорили про наш бывший дом и мою комнату там. Потом про моих друзей, которые остались в том, другом городе. Потом про мою новую школу.

Поначалу я нервничал. Но вскоре успокоился. Доктор Фрай слушал меня внимательно, не перебивая. И смотрел на меня совершенно нормально. Безо всяких намеков на то, что у меня с головой не в порядке.

Даже когда я поведал ему про привидение.

Когда я говорил про то, что пианино играет само по ночам, доктор Фрай начал что-то писать в блокноте. Потом я сказал ему про женщину-привидение. Про то, как ее лицо растеклось серым туманом, а волосы упали с головы. Про то, как она на меня кричала, чтобы я не трогал ее пианино.

– Родители мне не поверили, – заключил я, сжимая подлокотники кресла.

У меня почему-то вспотели ладони.