Алина Реник - В лабиринтах вечности

Сергею показалось, что его арабский друг сошел с ума. Заглянул ему в глаза. Нет, буйства нет! В них лишь жажда познания и какого-то священного трепета. «Трепет! Но перед кем или чем? — мелькнуло у Сергея, — Всё-таки как суеверны эти арабы! Придумывают какие-то ужасы и проклятия фараонов! Проклятия мумий! И блуждающие по мирам души». Но холодок по его спине всё же пробежал.

— Что ты такое говоришь? Какая дочь? Какой Рамсес?!

— Как какой? Тот самый, чей храм чуть не ушёл под воду из-за нашей плотины! Тот самый Рамсес Великий, что правил почти семьдесят лет! Тот, у которого было сто детей и тот, что впервые в истории человечества заключил мирный договор! Тот самый Рамсес, чьи колоссы ты видишь по всему Египту! — И вновь Хамид злился на Сергея за подобное пренебрежение к истории, к его любимой истории! — Когда вашей страны не было ещё и в помине, когда народы Европы прибывали в варварстве, на берегах Нила — того, что вы «укротили» — уже разыгрывались великие драмы! Люди жили, любили, умирали, боролись за счастье, за любовь, за место под солнцем. И возможно, их борьба не всегда была успешна. Эта усыпальница является подтверждением тех страстей, что когда-то бушевали здесь! А ты: «Воды Нила не обуздать». Человеческие страсти не обуздать! Они всегда были, есть и будут! Человеческая натура остаётся неизменной во все времена, пусть хоть всё изменится и чёрное станет белым, а белое станет чёрным, но человек не перестаёт любить и ненавидеть, он всегда идёт наперекор судьбе и желаниям окружающих, лишь бы быть рядом с любимым! И вот тебе доказательство моих слов — усыпальница отверженной молодой женщины, полюбившей…

Он указал на пещеру, а ошеломленный Сергей, казалось, одними губами прошептал:

— Откуда ты знаешь, что это молодая женщина?

— Так вот этот знак… — араб провел рукой по пыльному камню ладонью и только теперь изумленному взгляду Сергея предстал целый ряд почти стертых от времени знаков. Иероглифы были написаны красной краской. И были едва заметны.

— Ух, ты! Здорово! — Сергей обрадовался, как мальчишка, глаза его заблестели, наполнились восторгом, и таким, что скрыть это было невозможно. Да он и не пытался скрывать — всё это было так интересно! Действительно, интересно!

— Что там написано?!

Хамиду понравилась столь скорая перемена в друге, и он с радостью бросился делиться своими догадками.

— Во-первых, иероглифы написаны красным!

— И?

— Красный цвет — цвет проклятий!

— А…

— Вот этот знак — сидящая женщина — означает…, а… естественно, означает «женщину». А вот этот подобие вашей маковки церкви, «нефер» и говорит, что она была «красива». А этот знак читается: «кеми», и переводится, как «черный», но, как я понимаю, здесь он обозначает «Египет». Дальше идут несколько иероглифов, которых я пока не знаю, они раньше мне не встречались, но вот последние, — он задумался. — этот знак: «Бен», обозначает «дочь», а второй…, второй похож на слово «проклятие»! Этот обозначает иероглиф «отец» и картуш Рамсеса второго: «Усер-Маат-Ра». И мы почти можем прочитать: «Красавица… дочь… Кеми, то есть Египта…, или нет, как-то не так…. Дочь… Кеми — красавица… проклята отцом Рамсесом вторым!».

— Точно! Я знаю этот картуш, — вновь перебил его Сергей, обрадованный тем, что увидел знакомые знаки.

Хамид снисходительно улыбнулся, немного надо иметь ума, чтобы узнать картуш Рамсеса Великого — самый распространенный во всём Египте!

— А имя? Ее имя есть? — Сергей, поправляя очки, вглядывался в иероглифы, словно он мог что-то в них понять. — И что ты здесь видишь? Здесь же почти ничего не видно!

— Нет, имени нет! Или… смотри, ты прав, иероглифы нанесены так, что их фактически не видно, и я думаю, это сделано специально!

— Зачем?

— Видишь ли, Рамсес отправил свою дочь в царство Осириса без погребения, без имени, тайно, явно желая, чтобы она никогда не достигла бы полей Истины или, как они ещё говорили Дуата, и чтобы её душа вечно скиталась между мирами и страдала! Он проклял собственную дочь, а посему приготовил ей страшную смерть — оставив без имени и должных инструкций. Я не удивлюсь, если окажется, что она была замурована здесь живой!

— О боже, что бедняжка могла такое совершить, чтобы принять такую страшную смерть?

— Да, нет! Это я так просто сказал, для большего, так сказать, трагизма… Такого не могло бы быть! Но!.. Но она полюбила хабиру! — сказал Хамид, задумчиво проводя пальцем по иероглифам, еле видимым на камне. — Полюбила Хабиру! Еврея!