Едва только отшельник произнес последние слова, он исчез, и хижина его также исчезла вместе с ним. А Мусо обнаружил, что стоит на коленях в высокой траве и нет ни одной живой души вокруг. Взгляд его уперся в древнюю, поросшую мхом могилу, надгробный камень которой имеет форму горин-но-иси – то есть пяти лежащих друг на друге частей различной формы, символизирующих пять мистических элементов: эфир, воздух, огонь, воду и землю. Скорее всего, это и была могила священника.
Дорогу Акасака, в Токио, с двух сторон сжимает откос под названием Кии-но-куни-но-дзака , что означает «откос провинции Кии». Я не знаю, почему он называется откосом провинции Кии. С одной стороны он упирается в древний ров – очень широкий и глубокий, от которого вверх тянутся густые тенистые заросли; наверху их сменяют сады. С другой стороны дорогу теснит длинная высокая стена императорского дворца. До тех пор пока не пришла эра уличных фонарей, место это с наступлением темноты всегда было пустынно. Припозднившиеся пешеходы предпочитали сделать крюк в несколько миль, лишь бы не идти по этой дороге после заката.
Все потому, что здесь можно было встретить мудзину – барсука-оборотня, который, как известно, может принять человеческое обличье.
Последним человеком, который видел мудзину, был старый торговец из квартала Кайобаси. Он умер около тридцати лет назад. Вот что он рассказывал об этом случае.
Однажды вечером, было уже довольно поздно, он возвращался, поспешая, по дороге мимо Кии-но-куни-но-дзака и заметил женщину, которая сидела надо рвом в одиночестве и горько плакала. Он испугался, что она собирается утопиться, и остановился, чтобы предложить ей посильную помощь или просто утешить. Женщина, как он заметил, была высокая и стройная. Она была одета в красивые одежды, а волосы были уложены, как у молодой девушки из хорошей семьи.
– О-дзётю! [12] О-дзётю – «досточтимая девица». Традиционное японское обращение к молодой незнакомой женщине.
– воскликнул он, обращаясь к ней так, как и подобает обращаться к девушке из хорошей семьи. – О-дзётю, не плачьте так горько!.. Скажите мне, что вас так расстроило, и если есть средство помочь вам, я буду счастлив сделать это.
Он говорил совершенно искренне, поскольку был очень добрым человеком. Но она продолжала горько плакать, пряча от него лицо за длинным рукавом.
– О-дзётю! – произнес он снова, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче. – Пожалуйста, послушайте меня!.. Не подобает молодой девушке находиться ночью в таком месте! Умоляю вас – не плачьте! Только скажите, как я могу помочь вам?..
Она медленно поднялась, но развернулась к нему спиной и продолжала стонать и плакать, уткнувшись в рукав. Он мягко положил руку ей на плечо и взмолился:
– О-дзётю! О-дзётю! О-дзётю!.. Дайте мне хотя бы мгновение и выслушайте меня!.. О-дзётю! О-дзётю!
Тогда девушка повернулась к нему, опустила рукав и провела по лицу рукой – и он увидел, что у нее нет ни глаз, ни носа, ни рта. Он закричал и бросился прочь.
Он бежал и бежал по дороге вдоль Кии-но-куни-но-дзака, вокруг него была тьма, и никого кругом. А он все бежал и бежал, не отваживаясь оглянуться назад. Наконец вдалеке он увидел свет фонаря – тот был подобен отблеску жука-светлячка, вспыхнувшего в ночи, – и бросился к нему. Оказалось, это был всего лишь фонарь бродячего торговца горячей лапшой, который установил свою палатку на обочине дороги. Но любой свет и общество человека было как раз то, в чем старик сейчас нуждался. Поэтому он бросился торговцу в ноги и закричал:
– Ах!.. А-а!.. А-а!..
– Корэ! Корэ! [13] Корэ! – восклицание, показывающее, что ваш собеседник раздражен.
– грубо прикрикнул на него торговец. – Прекрати! Что с тобой случилось? На тебя напали, ранили?
– Нет… никто меня не ранил, – задыхаясь, отвечал тот, – только… Ах!.. А-а!..
– Только напугали? – неприязненно произнес торговец. – Грабители?
– Нет, не грабители, не грабители, – выдохнул испуганный старик. – Я видел… я видел женщину… подле рва… и она показала мне… Ах! Не могу сказать, что она показала!..
– Хэ! [14] Хэ! – Хорошо!
Она показала!.. Поди, нечто похожее на ЭТО?.. – произнес торговец лапшой и провел рукой по лицу. Оно стало похоже на яйцо – ни глаз, ни носа, ни рта.
И в тот же момент свет для несчастного померк.
Около пятисот лет тому назад жил самурай по имени Исогай Хэйдадзаэмон Такэцура. Он был вассалом владетеля Кикудзи из Кюсю. Этот Исогай от многочисленных своих воинственных предков унаследовал врожденный талант к военному делу и поразительную физическую силу. Уже мальчиком он превзошел своих учителей в искусстве владения мечом и копьем, в стрельбе из лука и проявил себя смелым и искушенным солдатом. Впоследствии, в эпоху войн Эйкё (первая половина пятнадцатого века), он отличился и был удостоен множества почестей. Но дом Кикудзи пришел в упадок, и Исогай лишился хозяина. Конечно, он легко мог наняться на службу к другому даймё, но, поскольку он никогда не искал выгоды для себя лично и сердце его навсегда осталось верным прежнему сюзерену, он предпочел порвать с мирской жизнью. Поэтому он обрезал волосы, принял буддийское имя Кайрё и стал странствующим монахом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу