Лафкадио Хирн - «Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

– Я сделаю это! – в гневе вскричал приговоренный. – Я сдвину камень! Я сдвину ка…

Это было последнее, что он успел сказать. Лезвие меча вспыхнуло, описав полукруг, раздался глухой, с едва различимым хрустом звук: тело с руками, связанными за спиной, безвольно склонилось на тугие мешки, две мощные густые кровяные струи хлынули из шеи, а отрубленная голова покатилась по гальке. Она тяжело катилась в сторону каменной плиты, а потом, упершись в нее, вдруг вцепилась зубами в ее край и дернула в сторону. Камень сдвинулся…

Никто не проронил ни слова, но слуги в ужасе смотрели на своего хозяина. Тот, казалось, выглядел совершенно беззаботным. Он только протянул окровавленный меч ближайшему от себя слуге. Слуга принялся поливать лезвие водой из деревянного черпака, затем вытер клинок листами мягкой бумаги… Данным ритуалом церемониальная часть инцидента была исчерпана.

На протяжении многих месяцев после события слуги и домочадцы пребывали в постоянном страхе и ожидании появления мстительного привидения. Никто из них даже и не сомневался, что обещанная месть случится. Постоянный ужас, в котором они пребывали, заставлял их видеть и слышать то, чего на самом деле не было. Они пугались дыхания ветра в бамбуковых зарослях, колеблющихся теней в саду. Наконец, переговорив между собой, они решили подать прошение хозяину, чтобы тот заказал в буддийском храме торжественную службу сэгаки за упокой казненного, чтобы душа его отказалась от мести.

– В этом нет необходимости, – сказал самурай, когда старший из слуг высказал общее пожелание. – Я понимаю, что данное умирающим обещание отомстить после смерти может стать причиной вашего страха. Но у вас нет необходимости бояться чего-либо.

Старый слуга посмотрел на хозяина в благоговейном ужасе, но все-таки нашел в себе силы спросить его о причине такой уверенности.

– О, причина довольно проста, – ответил самурай. – Как известно, только самое последнее намерение умирающего действительно несет в себе опасность. И когда я бросил ему вызов, потребовав явить мне знак, я отвратил его от желания отомстить. Он умер, охваченный одним желанием – сдвинуть камень, и ничего больше. Все остальное он неизбежно должен был забыть… Так что у вас вовсе нет необходимости и дальше беспокоиться по этому поводу.

И действительно, никого больше мертвец не беспокоил. И вообще ничего не случилось.

Восемьсот лет назад монахи Мугэнъямы в провинции Тотоми решили отлить большой колокол для своего храма. Они попросили женщин из их прихода помочь им и принести старые бронзовые зеркала, которые пойдут на изготовление колокола.

Даже сейчас во дворах некоторых японских храмов можно увидеть груды старых бронзовых зеркал, собираемых для этой цели. Больше всего этих предметов я увидел во дворе храма секты Дзёдо в Хаката, что в провинции Киуси: там бронзовые зеркала собирали, чтобы отлить бронзовую статую богини Амиды [8] Амида – одна из инкарнаций Будды. высотой в тридцать три фута.

В то время в Мугэнъяме жила молодая женщина, жена одного крестьянина. Она тоже принесла свое бронзовое зеркало для колокола. Но потом стала сильно жалеть об этом. Она припомнила, что́ мама говорила ей об этом зеркале. Еще она вспомнила, что оно принадлежало не только ее матери, но и матери ее матери, а у той была еще бабушка, которая тоже владела этим зеркалом. А еще она думала о том, сколько счастливых улыбок отразило это зеркало. Конечно, если бы она могла предложить монахам соответствующую сумму денег вместо зеркала, она могла бы попросить у них свою реликвию обратно, но у нее не было этих денег. Всякий раз, когда она входила в храм, она видела свое зеркало – оно лежало за оградой во внутреннем дворе в груде среди сотен других зеркал. Она узнала его по сё-тику-бай – символу счастья на обратной его стороне – тройному изображению: сосны, бамбука и пальмы, которые еще в детстве очаровали ее, когда мама впервые показала ей зеркало. Она выжидала случая, чтобы украсть зеркало, спрятать его и владеть им вечно. Но случая все не представлялось, и она стала чувствовать себя совершенно несчастной – ей казалось, что по глупости она отдала часть своей жизни. Она много размышляла над старым изречением, гласившим, что зеркало – это душа женщины (это изречение, имеющее мистический смысл и соответствующее древнему китайскому представлению о душе, начертано на обратной стороне многих бронзовых зеркал). Рассказать же о своих страданиях она не отважилась никому.