Максим Кабир - Скелеты

Дети были детьми, мама — мамой, жизнь — несовершенной и удивительной.

Шева вышла из него, пусть и не сразу. На коленях вызрело несколько воспаленных чирьев, бурых гнойников, увенчанных белыми головками. Даже в подростковом возрасте у него не было прыщей. Чирьи лопнули, и гнойные массы с лимфой вытекли наружу мутными бело-розовыми ручейками.

Он почувствовал, как кто-то злобный, невидимый убрал тяжелую пяту с его груди.

Они выключили ноутбук и погасили свет. Забрались под одеяло и занялись любовью.

Потом он лежал, ощущая тепло ее голого тела, и смотрел, как парят в аквариуме дискусы, рюкины и неоны. Водоросли шевелились, зачаровывая.

«Раны заживут, — думал он. — У Снежаны не отрастут пальцы, но она перестанет замечать их отсутствие. И мы справимся».

Булькнул телефон, Андрей свесился с кровати, подобрал его.

«Буду завтра в ваших краях, — написала журналистка с центрального канала, — покажешь город?»

Он прикусил язык. Вспомнил, как прорисовывались соски под откровенным платьем журналистки, как искрились ее зеленые глаза под челкой.

— Кто там? — спросила Ника.

Его пальцы замельтешили по клавиатуре.

«Прости, нет времени», — набросал он и отослал эсэмэску.

— Амроскин, — сказал, ложась рядом с Никой, отыскивая губами ее губы.

Когда она стонала во сне, он обнимал ее сильно-сильно, оплетал руками и укачивал.

— Колючий, — буркнула Ника, отстраняясь от его щетины.

— Утром побреюсь, — пообещал он.

Аквариумные рыбки сновали за стеклом.

Через минуту он спал, и ему снился красный дом, заброшенный вокзал, где в пыли, в строительном мусоре, под гнилыми сводами так сладко лежать, свернувшись калачиком, безмятежно и защищенно, как в материнской утробе.

Так радостно.

В Варшавцево пришла весна. Ее задуло степными ветрами, или водитель проносящегося через город грузовика зазевался, и весна выпала из кузова. Она была некрасивым и капризным ребенком, но горожане приняли ее как должное, как то, что заслужили.

В теплые дни, когда дождь не затапливает овраги, старушки занимают скамейки, следят озабоченно за бегающей по парапетам детворой. А на степные валуны выбираются погреться гадюки.

Власти обещают отремонтировать к лету автовокзал и подлатать фонтан. Снова курсируют слухи о строительстве церкви. У школы геологоразведчик Н. Л. Варшавцев кривит тонкие презрительные губы и озирает обгаженный псами пустырь и крест. Он будто бы знает то, чего не знают другие.

Журналисты съезжают из «Москвы», вновь пустеют гостиничные номера. В ежегодном конкурсе на самый красивый двор побеждает дворик по улице академика Павлова. Комиссия приятно впечатлена крокодилами из покрышек и фанерными коалами.

В первый день марта тихо, во сне, умирает учительница средней школы Нина Аркадьевна Алпеталина.

Трое из двенадцати ожидающих суда членов печально известной секты Матая кончают с собой. Один экс-сектант, прежде чем сунуть в глотку подведенный к выхлопной трубе автомобиля шланг, пишет короткую записку:

«Простите. Мне надо быть рядом с Богом».

Налоговая служба устраивает обыски в мэрии.

Скоро будет тепло, в сквере поставят батут и веревочный лабиринт, оранжевая бочка нацедит страждущим кваса, улыбчивый кавказец намотает на палочку облако сладкой ваты. Город утонет в зелени, зарастут балки, дикий виноград оплетет штакетник. Защебечут птицы за кладбищенской оградой, где январские могилы теснятся к северо-восточному краю, словно хотят сбежать в степь с гробами и начинкой гробов.

На мосту Влюбленных появляются новые замки. Звенят мелодично под порывами ветра.

Молодежь целуется в полутемном «Современнике». На втором этаже супермаркета у суши-бара открывается выставка-террариум «Эти загадочные рептилии».

В шашлычной «Каштан» и рюмочной «Терем» по вечерам аншлаг.

Хью Джекман на фасаде салона красоты хмурит брови, никак не может понять, как очутился здесь, в шахтерском городке. Напротив, в прозрачной коробке «Шоколадницы», скучает официантка. Чиркает по экрану телефона, рассекая падающие фрукты.

Платон наблюдает за братом. Илья сражается с финальным боссом, трясет лихорадочно джойстик — это вопрос жизни и смерти, уже не переиграть. В углу поблескивает японский меч. Катану Илья случайно нашел на Быкова. Она сверкнула ему из сугроба рафинированной сталью.

— Получи! — выкрикивает мальчик.

Монстр падает, изрешеченный свинцом, по экрану ползут титры, игра пройдена, и Платон ликует вместе с братом.