Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

Хрюша, не разжимая хватки, качнулся назад.

Воды Колорадо сомкнулись над ними почти без всплеска.

Через пять минут после того, как они скрылись под водой, я смогла пошевелить пальцами и оглядеть берег, но Хрюши с Исавом не было нигде.

Не в силах заставить себя коснуться костылей Хрюши, я так и оставила их на берегу.

Исав оставил ключи в машине, но когда я добралась до нее, меня трясло так, что я не решилась сесть за руль. Захлопнув дверцу, я потуже затянула шнурки кроссовок и с трудом полезла наверх, к гребню склона. По пути дважды едва не подвернула щиколотку, оскользнувшись на сорвавшихся вниз камнях, но вскоре добралась до цели. На запад тянулись красные скалы, прорезанные пыльными каньонами, а позади спускался вниз изборожденный сухими руслами ручьев длинный склон. Где-то там, позади, достаточно близкая, чтоб до меня доносился ее запах, но скрытая от глаз, осталась и река. Усевшись на камень, я оперлась локтями о колени и устремила взгляд в знойную пустынную даль – к горизонту, в сторону заходящего солнца.

Говорят, в тот миг, когда солнце скрывается за краем света, можно увидеть зеленый луч. Правда, я его никогда не видела. И даже сомневалась, что это правда. Пожалуй, теперь, если хватит терпения, это можно было проверить.

От солнца до земли оставалось еще не меньше ладони. Я смотрела и смотрела на закат, и раскаленный ветер трепал мои волосы. Вот золотистый диск наполовину скрылся за горизонтом, и тут я услышала ритмичный хруст на склоне позади. Кто-то поднимался наверх.

Но я даже не обернулась. Какой в этом смысл? Расставив костыли в стороны, он склонился над моим плечом – тяжелый, прохладный, будто замшелый валун. Я запрокинула голову, привалившись затылком к груди Хрюши. Капли воды с его рубашки упали на лоб, на губы, на веки. Вокруг него плясали голубые огоньки; черт лица, темневшего на фоне вечернего неба, было не разглядеть. Выпустив один из костылей, он положил руку мне на плечо. Его дыхание зашелестело над ухом, будто морская пена.

– Исав сказал, что кровь – не вода, – сказала я, сама того не желая.

– Да, если кровь не рыбья, – откликнулся Хрюша, крепче сжав пальцы.

Оторвав взгляд от длинных извилистых теней каньонов внизу, я увидела его пальцы на своем плече, бледные на фоне оливково-смуглой кожи – и безо всяких перепонок. Один из этих пальцев скользнул под черную бретельку моего топика, и, несмотря на темно-красные пушистые нити, пронизывавшие зеленую дымку вокруг его ладоней, я не стала возражать.

– Где он?

– Исав? Он утонул.

– Но… – я задрала голову еще выше. – Ты же говорил, что Гилманы не тонут.

Хрюшины плечи за спиной качнулись вверх-вниз.

– Похоже, река его просто невзлюбила. Бывает порой и такое.

Долгое молчание, пока в голове не родился еще один вопрос:

– А как ты отыскал меня?

– Тебя я всегда отыщу, если сама захочешь, – ответил он, уколов мою шею клочковатой бородкой. – Куда ты смотришь?

– На закат.

– Приди же под эту красную скалу, – не совсем точно процитировал он, взглянув на тень противоположного склона, ползущую к нам по долине.

– Нет уж, еще и ужас в пригоршне праха мне сегодня совсем ни к чему…

Негромкий смех, и он поцеловал меня в щеку – неуверенно, точно сомневаясь, что я позволю сделать это.

– А я думал, это будет «бойся смерти от воды».

Солнце скрылось. Я снова проморгала зеленый луч. В сумраке, слившемся с тьмой над его плечами, я повернулась к Хрюше и тыльной стороной ладони смахнула мерцающие огоньки с его лица.

– Нет, любимый, – ответила я. – Этого я больше не боюсь.

Элизабет Бир

Элизабет Бирродилась в один день с Фродо и Бильбо Торбинсами, только в другом году. Это-то, вкупе с детской привычкой читать словари ради забавы, и привело ее к безденежью, неуступчивости и литературному творчеству. Ныне она – лауреат «Хьюго», «Локуса», премий Теодора Старджона и Джона В. Кэмпбелла, автор двадцати семи романов (последние – «Память Карен» и написанный в соавторстве с Сарой Монетт «Ученик эльфов») и более ста рассказов и повестей. Живет в США, штат Массачусетс.

Корни истории Юна Ха Ли ведут в его детство – в мир корейских народных сказок, к образу Царя драконов из Подводного царства. В отличие от злых европейских драконов, обычно ассоциирующихся с огнем и разрушением, драконы корейских мифов чаще всего – создания благожелательные и щедрые, повелевающие всеми водами, от тихих прудов до бурных морей.