Руслан Ерофеев - Хтонь. Зверь из бездны

Война – это война. То, что в мирной жизни считается чудовищным, на «передке» – естественный ход событий. Позже все самые жестокие преступники казались следователю Казарину просто гопниками из подворотни по сравнению с профессионалами – психами, которые «обрабатывали» пленных. Но ребят этому жизнь научила. Возьмешь, скажем, в плен араба, сдашь в разведку. Потом спрашиваешь: ну, чё? Молчит, говорят, сволочь. Пришлось «обрабатывать». Так только начали его легонько метелить – он орет, он тащится: за веру же пострадал! Пришлось придумывать. Полет фантазии… Правда, тех, кто занимался пытками, даже свои за людей не считали. Но все же «духи» сами виноваты. Они с советскими бойцами-«шурави» еще и не такое вытворяли…

Все самые жестокие преступники казались следователю Казарину просто гопниками из подворотни… Все. Но не этот.

Он снял трубку радиотелефона «Алтай», установленного в машине, мельком заметив, что рука его чуть подрагивает. Про «Алтай» ходили разные байки, в том числе – что сверхсовременная техника вызывает у мужчин половое бессилие. Но рука дрожала не поэтому.

«Нервы стали ни к черту! – подумал Артем. – Раньше такая ерунда, как трахнутая и убитая девчонка, вряд ли могла довести тебя до тремора в конечностях, Казарин!»

Он потыкал кнопки на панели чудо-агрегата и, борясь с некстати подступившей тошнотой, проговорил в ребристую мембрану:

– Крокус-три-двенадцать. Барышня, будьте ласка: Занюхин Петр, предположительно от тридцати до сорока лет. Спасибо, жду.

По «волшебному» номеру, который только что набрал старший следователь прокуратуры по особо важным делам Артем Казарин, можно было в течение пары минут узнать всё о судимостях любого гражданина страны Советов. Если этот гражданин не сотрудник «ящика» или засекреченный по самые помидоры агент КГБ, конечно. А так, достаточно только назвать пароль – и на тебе, вся подноготная как на тарелочке.

– Премного благодарен, милочка, – проговорил он в трубку после непродолжительного ожидания и задумчиво опустил ее в соответствующее гнездо на модерновой панели «Алтая».

– Что, не выходит у Данилы каменный цветок? – ехидно поинтересовался Стрижак, взмахнув ушами.

– Первый срок – по хулиганке, второй – за мелкую кражонку, – вздохнул Артем. – Пока мимо.

– А кто таков, чем знаменит? – полюбопытствовал с заднего сиденья помалкивавший Лунц.

– Большой друг детворы. Великий фокусник, превращающий пятаки в рубли, – криво усмехнулся Казарин. – По словам пацанов, часто отирается в парке.

– А ты что, ждал, что у него дюжина судимостей за изнасилования и убийства малолетних? – буркнул Стрижак. – Плюнь, разотри и забудь – так просто наши задачки не решаются!

– Ладно, успеем еще пощупать за вымечко этого клиента, если что, – ответил Артем и подумал: «Или не успеем, черт с ним совсем, прав майор, мало ли кто по парку шляется». – А сперва лучше нанесем светский визит благородной даме Вальке фон Кот.

Размышления о семейной педагогике, о том, с кем Ленин сожительствовал в шалаше, и о жутком подводном чуде-юде прерываются самым неожиданным образом.

– Сотона толстомяса, оловянна рожа! Так бы и харкнул в зенки бесстыжи! Она, она Ленку сгубила! Натурально, она. Бывалоча, слова доброго девке не скажет: всё – ором, всё – ебуками!

От избытка чувств Фрол Кузьмич высморкался в огромный, как парус, застиранный плат со звуком, напоминавшим одновременно гудок светлопутинской лакокрасочной фабрики «Красная лазурь» и рев африканского слона в брачный период. На лацкане его серенького пиджачка гневно качнулась «Гертруда» [3]на муаровой ленточке, засаленной настолько, словно обычно он сморкался не в платок, а в нее.

– Ой, и не говори, Кузьмич, – поддакнула ему почтальонка Зина, маленькая невзрачная бабенка с жидким пучком волос на затылке, похожим на мышиный хвостик. – Лупила Ленку смертным боем. Та, чуть что, из дому бегом! Как тепло – так на трубах жила, с собаками, лишь бы не там, где родная матерь!

– Что за трубы? – не понял Казарин.

– А во‑о-он оне, трубы-ти, – повел костлявой дланью Кузьмич по направлению к буйным зарослям крапивы, окаймлявшим овраг. – Вона оне, тамо-тко, натурально, и располагаются.

На другой стороне неглубокой впадины Артем разглядел заляпанную гудроном двойную кишку теплотрассы, на которой грелось несколько худых грязноватых дворняг. Одна из них, с выпирающими из-под кожи ребрами, вдруг тяжело подняла морду с крестообразно сложенных лап и протяжно, не по-собачьи тоскливо завыла. Озноб продирал по коже от этого звука.