Альбина Нури - Глоток мертвой воды

Но что-то не позволяло взять и отмахнуться от всего услышанного. «Верю ли я?» — в сотый раз подумала Светлана и снова не сумела себе ответить.

Семья Полины всегда казалась ей эталоном, образцом: сестра с мужем действительно любили и поддерживали друг друга, Евгений был прекрасным человеком, делал успешную карьеру, достойно обеспечивал жену и дочь, заботился о своих девочках. Все шло так хорошо, пока…

— А ведь я говорила Поле: не нужно брать мальчика! — не удержалась Светлана.

— Сделанного не воротишь, — философски заметил Сергей Витальевич. Он уже расправился с салатом и теперь готовился приступиться к тушеной баранине. Света вяло ковырялась вилкой в овощах.

— Светлана Михайловна, я ведь уже неоднократно говорил: вам нужно смириться и принять тот факт, что ваша сестра психически нездорова. Это трудно осознать, но ведь ничего не поделаешь. У ее мужа не было ни ножа, ни пистолета, ни… — Адвокат всплеснул руками: — Вообще ничего! Если бы он в самом деле угрожал ей или мальчику, нанес им травмы, если бы на его или ее теле имелись следы избиений — тогда другое дело. Мы смогли бы доказать, что Полина действовала, защищая свою жизнь и жизнь приемного сына. Но эта угроза существовала только в ее воображении! Мужа она убила в очередном помрачении: ей привиделось, будто он хочет причинить ей вред. Видения и галлюцинации у Полины бывали и прежде, что подтверждается записями в медицинской карте.

— Но ведь Поля действительно верит в то, что говорит, — упавшим голосом сказала Светлана.

— Подтверждая тем самым, что серьезно больна, — невозмутимо проговорил Горский, пробуя мясо.

Его спокойная, непробиваемая уверенность начинала выводить из себя, но Светлана подавила злое чувство: она нуждалась в помощи этого человека. Конечно, он прав. Все одно к одному.

Полина лечилась от депрессии и нервного срыва, к тому же недавно предприняла попытку самоубийства. Доктор считал, что приемный ребенок не только не сумел заменить сестре умершую дочь, но и вызвал у Полины настоящую ненависть. Вот и учительница, Дарина Дмитриевна, рассказала, что мальчик, бывало, ходил в синяках и признавался, что мать обижает его.

«Поля поднимала руку на ребенка? Это совсем, совсем не похоже на нее!»

Правда, сейчас Алик говорит, что Полина не виновата, что она хотела защитить его, поэтому и убила Женю. Но совершенно очевидно, что ребенок находится в состоянии шока, боится, что его снова отправят в детский дом. Да и потом, он по-своему привязан к приемной матери, хочет остаться с ней.

— Никак не могу поверить в ее душевную болезнь, хоть режьте меня! Мы с Полей постоянно перезванивались, я не замечала ничего особенного. Да, она излишне ранимая, эмоциональная, но ведь всегда была такой!

— Голубушка, — с оттенком нетерпения произнес Сергей Витальевич, — нам с вами молиться нужно, чтобы ее признали невменяемой! Тогда то, что она сделала, будет квалифицироваться не как преступление, а как общественно опасное деяние. Вашу сестру отправят на принудительное лечение в психиатрическую больницу. А когда состояние Полины улучшится и врачи признают, что она перестала быть опасной для общества, комиссия проведет освидетельствование, передаст заключение в суд и ее выпишут.

Адвокат продолжал распространяться на эту тему, пересыпая речь профессиональной терминологией, но Светлана слушала вполуха. Она вспоминала разговор с сестрой.

— Как же так, Полечка? Зачем ты это сделала? Это ведь Женя! Ты же так его любила!

— И сейчас люблю, и всегда буду любить, — ответила Полина. Волосы ее были убраны за уши, лицо казалось постаревшим и осунувшимся, но держалась она гораздо увереннее, чем могла предположить Светлана. — Я буду всю жизнь тосковать по нему и по Сонечке, оплакивать их каждый божий день. Света, я знаю, что эта рана никогда не затянется, не покроется коркой. Черная дыра останется в моем сердце навечно, но… — Полина вздохнула и наклонилась через стол к сестре: — Но если бы мне даже предоставили выбор, я все равно бы это сделала. Ни о чем не жалею. Ты просто не понимаешь, сколько людей могло пострадать! Не только Алик. Я не могла поступить иначе. Должна была уничтожить зло. Пусть меня накажут, пусть в тюрьму посадят или в дурдоме запрут, не важно! А Женя на меня не сердится, точно тебе говорю. Я освободила его.

Светлана слушала, и у нее волосы дыбом вставали. Тихая, благоразумная, добросердечная Полина говорила такие ужасающие вещи, так спокойно рассуждала о смерти любимого мужа, что сомнений быть не могло: она повредилась рассудком.