Игорь Бер - Шепот осени [СИ]

Тамара Григорьевна продолжала стоять за его спиной, словно конвоир, скрестив руки на своей груди, отрезая ему возможные пути к бегству. Диме не составило труда изобразить ее в своей голове в форме офицера СС.

— В этих стенах ты продолжишь обучение…ты в третий перешел?

— В четвертый, — чуть ли не шепотом поправил директора приюта Дима.

— У нас высококвалифицированные учителя. Они научат тебя всему тому, что должен знать любой ребенок твоего возраста. Также у нас есть медпункт. Куда ты сможешь обратиться с проблемами, связанными со здоровьем. Если у тебя есть некий творческий талант, развить его ты сможешь в нашем кружке. Один мальчишка, который поступил к нам полгода назад, заявил, что его творческий талант заключается в умении обращаться с футбольным мячом, и поинтересовался, если он сможет развить эти навыки в кружке. Ха-ха! Вот он шутник, не права ли?

Диме не было смешно.

— Я ему посоветовал развиваться на футбольной площадке. Кстати, такая у нас тоже имеется. Те, кто не любит футбол, могут играть в песочнице или же сидеть на лавочке в парке, но — исключительно в компании с другими детьми. Одиночки у нас не в почете. Дети должны развиваться в коллективе, а не замыкаться в себе.

Игорь Владимирович кашлянул пару раз в кулак, открыл шкафчик стола, выудил некую таблетку зеленого цвета и кинул себе в рот. Видимо он подцепил раннюю простуду, или виной было частое курение. Подавив кашель, заведующий продолжил:

— Мы стараемся найти общий язык со всеми нашими подопечными, и к каждому находим уникальный подход. Но, — Игорь Владимирович сделал многозначительную паузу, прежде чем завершить мысль, — мы придерживаемся правила, что каждый должен отвечать за свои поступки и как ты будешь вести себя с нами, также и мы будем к тебе относиться. Ты пойми, я не хочу тебя пугать, но я стараюсь говорить с тобой откровенно. Ты понял, что я имею в виду?

Дима вновь ничего не оставалось делать, как только кивнуть в ответ. Радовало одно: детские сюсюканья прекратились.

— Вот и умница, а теперь, Тамара Григорьевна покажет тебе твою комнату и постель.

На этом беседа «по душам» с директором детского дома № 3 завершились.

В комнате, куда поселили Диму, было двенадцать кроватей. Все на одно лицо и все, на первый взгляд, страшно неудобные. Его прежняя кровать была больше раза в два, да и кровать в доме тети Светы казалась удобнее этих. Здесь стояли запахи простыней и хлорки (пока дети играли в парке, уборщица вымыла пол), сочетание которых приводили к щекотке в ноздрях.

— Займи третью кровать от окна, с правой стороны, — хмуро произнесла Тамара Григорьевна, указав правильное направление пальцем. Дима зашагал вперед, держа в руках аккуратно сложенную одежду. Он любил свою и он не хотел с ней расставаться. Джинсы, зеленая майка и рубашка в клетку — последние вещи, которые остались ему в память о матери и отце. Но, просить, или же настаивать, на том, чтобы сохранить эти вещи при себе он не решился. — Дети, сейчас на улице. Когда они вернуться, ты должен быть в сменной одежде. Грязную — отдашь. Через час у нас обед. Соседи по комнате покажут тебе столовую. Не пропадешь.

Тамара Григорьевна ушла, и Дима остался один. Теперь он мог расслабиться, скинуть с лица маску невозмутимости, и вновь стать маленьким мальчиком, у которого раны на сердце так и не затянулись. Он присел на край своей новой пастели, положил на колени одежду и заплакал.

Но слез было гораздо меньше, чем он ожидал. Хватило лишь на то, чтобы две слезинки потекли по щекам, и, сорвавшись с подбородка, упали. И хотя в груди он чувствовал невыносимую боль, выразить ее уже никак не мог. Она просто была, он ее чувствовал и на этом все.

Он вытер тыльной стороной ладони щеки, после чего дал себе обещания, ни при каких обстоятельствах, не показывать слабость. Теперь он сильный, и никто не докажет ему обратного. Никто не обидит его! Да, ему только десять, но он уже не ребенок. Детство ушло, можно сказать — умерло в той машине, в которой разбились родители.

Дмитрий Степин встал с кровати, отложив в сторону одежду, и принялся раздеваться.

Одежду он сложил не менее аккуратно, чем ту, что принесли из кладовой. Затем, он приподнял матрац и спрятал одежду под ним. Дима не собирался ее отдавать. Пусть ему пообещают, что ее отмоют и обязательно вернут обратно, он не даст себя обмануть. Одежда останется у него, пусть даже ему не придется ее больше надевать. Он сохранит ее как приятное воспоминание, как некоторые хранят фотокарточки о памятных днях прошлого.