Их дыхание стало более тяжелым и прерывистым. Жар и желание окутывал их тела и Уолтер, сжал в пальцах края ее голубой маичке, на которой была написана просьба, которую он сейчас как раз и исполнял, после чего потянул их вверх. Они на миг отстранились друг от друга и Сьюзен приподняла руки, чтобы Уолтеру было легче снять маячку. Теперь она оставалась лишь в одних джинсах. Уолтер потянулся к ее небольшим (по сравнению с Мелл) грудям, обхватив их ладонями, наибольшее внимание уделяя соскам и снова слился с ней в поцелуе. Их тела взлетали и опускались, прижимались в одном порыве, от чего они казались двумя путешественниками, очутившихся в пустыне, но неожиданно для себя обнаружившие оазис с холодной водой, которой они никак не могли напиться. Уолтер рывком освободился от своей майки и прижал тельце Сьюзен к себе, млея от прикосновения ее грудей к своей широкой груди.
И тут, постучали в дверь.
Уолтер никак на это не отреагировал, но когда постучали во второй раз, Сьюзен, не без труда, отстранила его.
— Кто-то стучит, — сообщила она Уолтеру, видя в его взгляде недоумение.
— Пускай стучат. Вскоре уйдут, — и Уолтер сделал попытку опять притянуть ее к себе. Но Сьюзен перекинула ногу в сторону, приземлившись на постель, натянула маячку, после чего вскочила на ноги и подошла к двери.
На пороге стояла Мелл, с довольной улыбкой на лице. Похоже, она поняла, что пришла в самый удачный для нее момент.
— Я вам не помешала?
«Эта сука издевается!», с яростью подумал Уолтер Кэмпбелл, но не стал оглашать своего мнения.
— Я понимаю, голубки, вам хочется побыть вместе, но вы, часом, не забыли о прогулке?
В эту минуту, он был готов убить ее, но решил пожалеть Сьюзен — два убийства за один день, пожалуй, многовато…
Как только Тим Ашер закрыл за собой дверь номера 202, за окном, прикрытым прозрачно-белыми занавесками, громыхнуло. Тим хмуро взглянул в направление окна, при этом подумав, что путь назад в Бостон отрезан от них, не только милями и ненастьем, но и какими-то неведомыми могущественными силами. Неизвестно откуда взявшийся поток ветра зашевелил занавески, но Тим не стал искать в этом демонических проступков. Он подошел к окну поближе, не включая света, наблюдая как свет молний играет на белой материи занавеса.
Как и из комнаты Майка, он мог видеть за своим окном распятие. Оно не показалось ему похожим на другие виданные им ранее христианские символики, но и не было чем-то обыденным, простым скрещением обструганных бревен. Этот крест был символом, относящимся к иной религии, не христианской. Он выглядел как предметом пыток, каким он являлся во времена Великой Римской империи, на котором умирали в муках неугодные императору люди.
Тим отвернулся от окна, вслушиваясь в тишину номера. Свет он так и не стал включать. Комната была такой же, как и все другие комнаты, которые Тиму пришлось повидать не раз и прожить ни одну неделю, после тех трагических событий семилетней давность. Событий, от которых он просыпался по ночам и подолгу не мог уснуть. Единственным исключением был запах этой комнаты — осеннего дождя и скошенной травы.
Такой же запах был и в ту ночь на кладбище. Сторож всегда скашивал траву к концу лета, когда она разрасталась до определенной высоты и еще сохраняла свой первородный зеленый цвет. И этот запах можно было почувствовать особенно сильно после дождя.
Помниться, ему не нравился этот запах, но сейчас он вызывал тоску по дому, по городу детства, по матери…Он тосковал по тем местам, пусть даже он и увез оттуда с собой не только хорошие воспоминания.
— «И меня мой крест спасет, обернуться нету сил…», — процитировал он последние строчки странного стихотворения, оглядывая комнату, но при этом, не оборачиваясь обратно к окну. Он не ассоциировал распятие, стоящее на холме за его спиной, с крестом из стихотворения. Ему даже не приходило в голову связать их как-либо. Он скорее склонялся к метафорическому обороту, в котором крест символизировал нечто иное, абстрактное. Но все это, так или иначе, было связано с этим городом и с девушкой, о которой он не мог не думать. И связь эта зародилась не вчера, не месяц назад и даже не в этом тысячелетии, а еще в конце первой половины прошлого столетия, с момента появления фотографии.
Отогнав одолевающие его мысли и предположения, Тим прошел к ванной комнате. Там запах дождя и травы был также ощутим и Тим никак не мог избавиться от этого навязчивого чувства дежа-вью. Еще никогда он не замечал за собой веры в знаки судьбы, которые теперь ему виделись повсюду.
Читать дальше