Игорь Бер - Запертые двери [СИ]

— Спасибо вам.

— Все сейчас будет готово, — заверила она и скрылась снова за дверью.

— Миссис Уйнторп! — поспешил окликнуть ее Мерцер, и экономка выглянула в холл. — После чего оставите наполняться ванну и поставите греться воду в чайнике, вы бы не могли подняться к Мелл?

— Я могу, мистер Мерцер, — кивнула она, выйдя обратно в холл. — Но, думаю, будет лучше, если вы сами это сделаете. Наверняка она ждет вас .

Эдвард Мерцер смущенно улыбнулся и кивнул головой:

— Да, думаю, вы правы. Пожалуй, я сам поднимусь к ней.

Миссис Уйнторп улыбнулась в ответ своей добродушной улыбкой и ушла выполнять поручения.

Мэри Рирдон, двадцатидвухлетняя студентка факультета высшего сестринского образования, с ярко-рыжими волосами и бедной россыпью веснушек на носу, всегда придерживалась одного жизненного кредо: не лезь с расспросами о личной жизни к другим и тогда (может быть) не станут донимать и тебя. По этой причине многие ее сокурсники считали ее немного замкнутой особой, но никогда не ставили ее в ряд отверженных сверстников. Все дело было в обаяние. Мэри была способна расположить к себе почти любого человека, если тот сам этого хотел. Во многом по этому ее всегда ставили представительницей всей группы в разных мероприятиях, учиненных студенческими организациями. Преподавателям нравилась ее активность и самоотдача в исполнение возложенных на нее обязательств, а студенты не стеснялись этим пользоваться, перемещая всю ответственность на ее хрупкие плечи.

По мнению самой Мэри, друзей у нее не было. Но было много приятелей, среди которых были самые популярные студенты училища: любимый всеми Ди-джей местной радиостанции Джим Роквелл, Звезда (немного потускневшая) Бейсбола Майк Доннахью, Хирург — будущий лауреат государственной премии — Уолтер Кэмпбелл, Гламурное Создание из высшего общества Мелинда Мерцер и многие другие.

Вышеупомянутые имена были, все же, более приближены к ней, по причине того, что в каждое лето, по окончанию экзаменов, вот уже второй год они отправлялись в дорожное путешествие по живописным местам страны. И этот год не должен был быть исключением.

Комната в студенческом городке, где жила Мэри Рирдон со своими соседками, ничем не отличалась от остальных, разве лишь тем, что в ней всегда было тщательно прибрано. С самого раннего детства она приучила себя к чистоте и порядку. Ее этому научила не мать, как многих других девочек, а отчим. Но это совсем не значило, что Тадеус Гришам — ее отчим — стал хорошей заменой ее отцу. Совсем наоборот, он был садистом и тираном, который считал единственным методом воспитания побои, а поощрения и ласка могли только навредить ребенку. Так он любил говорить матери Мэри — Инесс Рирдон, хотя Мэри была уверена, что к воспитанию все побои не имели никакого отношения. Просто Гришам был из той категории людей, у которых не хватало любви ни на кого, кроме самого себя.

Мать Мэри — Инесс Рирдон, — в уходе мужа винила дочь. Она никогда не говорила об этом прямо, но девочке и так было все понятно, уж слишком охладела она к дочери. Не было больше поцелуев на ночь, не было ее любимой яичницы-глазуньи на завтрак, не было разговоров о том, как она провела очередной день в детском саде. Да и забирать из сада дочь, мать все чаше забывала, вследствие чего воспитательница сама отвозила ее домой. Как правило, после таких случаев миссис Альварес подолгу беседовала с Инесс Рирдон, а маленькая Мэри тихо сидела в своей комнате и вслушивалась в обрывки слов, которые доносились с кухни. Миссис Альварес твердила, что девочке (то есть Мэри) нужна заботливая мать и если Инесс не под силу уделять ей нужного внимания, тогда стоило обратиться в органы опеки. Инесс Рирдон, после таких слов, начинала плакать и умолять ее воспитательницу не делать этого. Миссис Альварес соглашалась с ней, говоря, что Мари будет все же лучше дома, чем в приюте, после чего отбывала.

Около двух-трех недель Инесс Рирдон усердно исполняла роль хорошей матери, а затем все возвращалось на круги своя. Но это не были самыми худшими изменениями в ее жизни. Они настали тогда, когда ее мать впервые появилась дома пьяной. Мэри тогда уже исполнилось шесть лет. Мать явилась за полночь и передвигаться на своих ногах она не могла, а потому ее принесли двое незнакомых мужчин. Они положили Инесс на коврик в прихожей, с надписью «Добро пожаловать» и отбыли. Перенести мать на постель, Мэри не удалось, а потому она подложила матери под голову подушку, сняла с нее обувь и верхнюю одежду и затем укрыла одеялом. В эту ночь она тоже не спала в своей постели, так как ей казалось это непозволительным, неправильным по отношению к матери. А потому, она постелила себе на полу в своей комнате и улеглась спать.