Александр Матюхин - Самая страшная книга 2019 [сборник, litres]

Открывается дверь, по полу сквозит, в комнату забирается знакомый запах, резкий, насыщенный. Трудновыводимый. Запах табака, именно так всегда пахло от супруга. И прежде чем гость входит в комнату, Шура уже знает, кто это. И вот он в доме. Такой же худой, сгорбленный, словно держит на плечах груз прожитых лет. Пиджак и брюки испачканы, галстук – синий галстук, в котором он был на свадьбе, а через годы лег в гроб – сбит набок. В седых волосах – комья земли. Он опирается о дверной косяк и смотрит на нее в упор, а затем произносит фразу…

Лена мотает головой и отгоняет страшную картину прочь. Но на смену ей приходит новая: в дверном проеме уже никого нет, в комнате только Шура. Одной рукой она хватается за сердце, а другой удерживает телефонную трубку, будто ищет в ней спасение. Костяшки пальцев белеют. От боли в груди у Шуры перехватывает дыхание, и она словно тонет, но не в воде, а на воздухе. Впивается взглядом в потолок…

Следующая мысль короче, но бьет больнее, чем деревянная скалка: «Она пришла за мной». Подобную фразу и произносил Шурин муж в видениях Лены.

«Вот и пришел я, Шура. За тобой».

– Она пришла с теми, кого я видела в окне, – шепчет, даже хрипит, Лена. – Вылезла из земли и пришла.

Тем временем Шура продолжает говорить, слова звучат громче, однако смерть лишила голос эмоций. Механический голос диктора, голос ночи и кошмарных снов. У Лены получается разобрать часть нескончаемой речи:

– В доме у дороги ровно в пять День Пряников придет опять.

Мамины мятные пряники, отец с вилами у стога сена, маленькая Шура на лошадке-качалке, их крепкий деревянный дом, козы, щиплющие траву на заднем дворе, стайка гусей, резвящихся в луже, отутюженные пионерские галстуки, жгуче-красные, точно кровоточащие раны, – обрывки прошлого, разбуженные детским стишком, проносятся перед взором в хаотичном вихре.

Лена встает.

– В пять мы будем все играть, – говорит мертвая Шура.

Клюка – в изголовье кровати, Лена берет ее. Скорее в качестве средства защиты, а не опоры. Доходит до двери, шарит рукой по стене, нащупывает выключатель и зажигает свет.

– Прятаться и убегать.

Стылый ветерок приносит запах сырой земли. Клюкой Лена толкает дверь, прямоугольник света падает на ковер, захватывает часть кухонного стола, справа от которого вздымается занавеска, гладит спинку стула и опадает, а слева – чуть приоткрытая дверь в другую комнату. Именно там сейчас сестра. Сидит, окоченелая, в Ленином кресле, в темноте, ставшей для нее такой привычной за время, проведенное в гробу. Цветастое платье изъедено червями, из-под платка соломой выбиваются седые волосы, ко лбу все еще приклеена иконка с ликом Девы Марии.

Лена идет на встречу с сестрой.

– Потом пойду тебя искать.

За дверью тускло-зеленые всполохи.

– В доме у дороги ровно в пять.

Стихотворение повторяется снова и снова. Ленин взгляд цепляется за икону в углу. В полумраке кажется, что голова Богоматери увеличена, рот раззявлен, как у той твари, явившей себя в снежном фонтане.

Лена поскуливает от страха, поднимает клюку, держит ее, как копье. Резко распахивает дверь, которая ударяется о стену и, дребезжа, возвращается назад. Комната наполнена мерцающим оливковым светом.

Работает телевизор. Ваза с еловыми ветвями, стоящая на нем, подрагивает от звука. Телевизор транслирует зеленый квадрат, который говорит голосом Шуры.

– Ровно в пять День Пряников придет опять.

Самой покойницы нет.

Лена отводит руку назад и с воинственным кличем запускает трость в экран. Ваза шатается, падает и разбивается, по экрану расползаются трещины, тут же обрастающие желто-синими плавными линиями.

– В пять мы будем все играть.

Она хватает с подлокотника кресла пульт и отключает телевизор. Отключает голос сестры, вещающий с того света. Медлить некогда, Лена действует быстро. Она достает с холодильника телефонный справочник Берильска, открывает страницу с фамилиями, начинающимися на букву «А», и начинает выполнять то, что от нее требуется. Предупреждение она поняла.

Без передышки Лена звонит до самого рассвета, поднимает горожан с постелей, «вводит в игру».

Рассвет невообразимо красив. Такое ощущение, что над головой столкнулись два неба. Царский пурпур, вырастая из темноты на горизонте, рождает золотые кружева, а те, в свою очередь, производят полосы – но не простого желтого оттенка с налетом синевы, а цвета песка, сияющего в слепящих лучах солнца на дне кристально чистого озера. Буйство красок – точно разводы бензина на воде, цвета перетекают один в другой, пока наконец не становятся сапфировым полотнищем, которое движется и съедает второе небо – черный шелк, расшитый блестящим бисером, с жемчужиной, выращенной утробой гигантской ракушки.