Брайан Ламли - Мифы Ктулху. Хаггопиана и другие рассказы [litres]

Вдоль стен тянулись массивные стеклянные резервуары, иногда длиной с целую комнату и высотой до потолка. Солнечный свет, падавший через внешние, похожие на иллюминаторы окна, отбрасывал зеленоватые тени на мраморный пол, отчего казалось, будто находишься на огромной подводной лодке.

Нигде не было ни надписей, ни табличек, описывающих обитателей огромных резервуаров, и пока Хаггопян вел меня из комнаты в комнату, мне стало ясно, почему в них нет никакой необходимости. Хаггопян лично знал каждый экземпляр, комментируя на ходу, пока мы по очереди переходили из одного крыла бунгало в другое:

– Вот это – необычное кишечнополостное, с глубины в три тысячи футов. Его трудно поддерживать при жизни – давление и все такое. Я называю его Physalia haggopia , и оно смертельно опасно. Если одно из этих щупальцев хотя бы коснется вас… фьюить! Португальский кораблик – дитя по сравнению с ним, – сказал он, показывая на огромную пурпурную массу с длинными тонкими зеленоватыми щупальцами, покачивавшуюся в воде посреди огромного резервуара. Ловко выловив из открытого аквариума на близлежащем столе маленькую рыбку, Хаггопян бросил ее своему «необычному кишечнополостному». С плеском упав в воду, рыбка поплыла вглубь, прямо к одному из зеленых щупальцев – и тотчас же замерла! В течение нескольких секунд чудовищная медуза завладела добычей и не спеша начала ее поглощать.

– Со временем, – заметил Хаггопян, – она сделает то же самое и с вами!

В самом большом помещении, скорее зале, чем комнате, я остановился, потрясенный размерами резервуаров и мастерством, вложенным в их создание. Здесь, в миниатюрных океанах, за толстым стеклом плавали среди кораллов акулы, и в аквариумах были установлены специальные задники, создававшие иллюзию больших расстояний и огромных подводных просторов.

В одном из аквариумов медленно курсировали туда-сюда акулы-молоты длиной два метра с лишним, жутко уродливые и на вид вдвойне опасные. К краю аквариума вела металлическая лестница, уходившая на другую сторону и в саму воду. Хаггопян, видимо, заметил мой озадаченный вид, поскольку сказал:

– Здесь я обычно кормил своих миног – с ними следовало быть осторожнее. Теперь их больше нет – я выпустил последних в море три года назад.

Три года назад? Я присмотрелся внимательнее, когда брюхо одной из акул-молотов скользнуло вдоль стекла. На серебристо-белом животе рыбы, между жаберных щелей и вдоль брюха, виднелись многочисленные красные пятна, многие из которых образовывали четкие круги там, где отсутствовала чешуя и поработали похожие на присоски рты миног. Наверняка Хаггопян оговорился, сказав про три года, – скорее три дня! Многие из ран выглядели явно недавними, и, прежде чем армянин повел меня дальше, я успел заметить, что, по крайней мере, еще две акулы-молота носят подобные отметины.

Я перестал размышлять над оговоркой хозяина дома, когда мы вошли в еще одну комнату, при виде обитателей которой любой специалист по моллюскам издал бы радостный возглас. Вдоль стен ее так же стояли аквариумы, меньше тех, что я видел до этого, но в точности имитировавшие естественную среду обитания находившихся в них существ – живых жемчужин почти всех океанов земли. Огромные раковины из Южного Тихого океана, маленькие прекрасные Haliotis excavata и Murex monodon с Большого Барьерного рифа, похожие на амфоры Delphinula formosa из Китая, странные одностворчатые и двустворчатые моллюски всех форм и размеров – их были сотни. Даже окна были сделаны из раковин – больших, прозрачных, розово просвечивающих, тонких, как фарфор, но невероятно прочных, с больших глубин, – заполнявших комнату кровавым оттенком, столь же странным, как и зеленовато-подводный свет в предыдущих комнатах. Проходы тоже были заставлены подносами и ящиками, полными пустых раковин, без каких-либо табличек и надписей; и снова Хаггопян продемонстрировал свои знания, на ходу называя каждый образец, возле которого я останавливался, и коротко описывая их обычаи и чужие глубины, откуда они были родом.

Моя экскурсия закончилась здесь, в комнате с раковинами, когда вошел Костас, грек, доставивший меня сюда из Клетноса, и пробормотал что-то своему работодателю. Хаггопян согласно кивнул, и Костас вышел, после чего вскоре вернулся вместе с несколькими другими греками, каждый из которых обменялся несколькими словами с Хаггопяном, прежде чем уйти. Наконец мы снова остались одни.

– Это мои люди, – сказал он мне. – Некоторые из них работают на меня уже почти двадцать лет, но теперь они мне больше не нужны. Я заплатил им последнее жалованье, они попрощались со мной и теперь уходят. Костас отвезет их в Клетнос, а потом вернется за вами. К тому времени, думаю, я уже закончу свой рассказ.