Утром Пэтти ПРОСНУЛАСЬ счастливая и посвежевшая и сразу бросилась к камину увидеть свои подарки. Она смеялась и визжала от восторга, перебирая содержимое своего рождественского чулка.
Мне хотелось изо всех сил двинуть ей в рыло, выколотить из нее все дерьмо. Я обвинял ее в том, что случилось, хотя, какая-то часть меня понимала, что все произошло не по ее воле. Но глубоко внутри осадок остался, иррациональное чувство того, что моя жена мне изменила. Что этой ночью ее трахал кто-то, или что-то другое.
В то же самое время куски головоломки сложились у меня в голове, и все встало на свои места. Теперь я знал, что приходило на смену леденцам и игрушкам, когда мы оставляли позади наше детство. Теперь я знал, что Санта дарил на Рождество взрослым.
Я смотрел в невинные глаза своей жены. Они искрились счастьем, восторгом, и неподдельной радостью праздника.
Но для меня это Рождество превратилось в ад.
Я размышлял об этом весь день и решил — у меня есть год, чтобы убедить ее в том, что Санта Клаус не существует. Что сначала ее родители — а теперь вот я — наполняли ее чулок подарками. У меня год на то, чтобы сокрушить ее веру. Год, чтобы превратить ее в нормальную, разумную, неверующую в сказки взрослую.
Тогда мне казалось что это целая куча времени.
Но ВОТ УЖЕ март. После трех месяцев бесконечных попыток промыть Пэтти мозги, ее вера в Санту по-прежнему незыблема как скала.
А в последние дни, она все чаще говорит о Пасхальном Кролике.
Бля, я не знаю что делать.
Перевод: П. Павлов
Я понял, что это началось снова, когда разрезал томат и увидел лицо Елены. Дженни была в саду, подкармливала свои посадки, и я быстро покрошил томат на мелкие кусочки, сложил их в пакетик и выкинул всё в мешок с мусором. Очень скоро она узнает, но я хотел как можно дальше отсрочить неизбежное.
В порыве, я открыл холодильник и достал из него два оставшихся томата. Разрезал первый пополам и он оказался нормальным. Я оттолкнул куски в сторону.
Каждая половинка второго образовывала пугающе точную пародию на лицо Елены.
Внутри меня нарастал страх. Я смотрел на половинки томата и видел неестественное взаимопроникновение красных перегородок, прозрачного желе и семян. В ответ на меня смотрели черты удвоенного лица Елены, вплоть до её кривой улыбки. Порезав половинки на мелкие кусочки, я смял их ладонью и тоже выкинул в пакет для мусора. Кусочки мякоти прилипшие к зазубренному лезвию напоминали губы Елены.
Вытерев нож, я выбросил бумажное полотенце как раз в ту минуту, когда в дверь вошла Дженни. Она была разгорячённой, вспотевшей, но довольной. В руках у неё был маленький зелёный цуккини.
— Смотри, — сказала она. — Наш первый урожай в этом году.
Я попытался улыбнуться, но гримаса на моём лице казалась вымученной и неестественной. С ужасом я смотрел, как Дженни берёт нож со столешницы.
— Подожди, — сказал я, пытаясь звучать естественно. — Ты же не будешь есть его сырым.
— Я просто хочу посмотреть, как он выглядит.
Дженни разрезала кабачок и закричала.
* * *
Когда Елена подошла к нашим дверям и спросила, может ли она переночевать в сарае, мы были не против. Времена тогда были другие, люди более открытые и мы немедленно признали её, как одну из нас. Волосы у неё были длинными, светлыми и свалявшимися, а «тай-дай» платье — грязным. Елена была одна, без денег и босоногая. Похоже, что она шла уже несколько дней.
Я посмотрел на Дженни, она посмотрела на меня, и между нами пролегло безмолвное взаимопонимание. Мы хотели помочь этой девушке.
Мой взгляд вернулся к Елене. Она казалась нервной и испуганной, и я подумал, что возможно она от чего-то бежит. От родителей, может быть. От родственников. Сложно было сказать. В те дни многие люди убегали.
Опасаясь встретиться с нами взглядом, она стояла на пороге и оглядывала ферму. Елена сказала, что ищет лишь место для ночёвки. Ей не нужно было ни еды, ни особой заботы. Лишь место прилечь и поспать. Естественно, мы сказали, что она может остаться. Что вместо сарая она может расположиться на кушетке в гостиной и, кажется, Елена была благодарна за это.
Она улыбнулась своей кривой улыбкой, и я ощутил удовлетворение. Ужин тем вечером был приятным, но обычным. Елена не была блестящей собеседницей, и все вопросы пришлось задавать нам. Она односложно отвечала. Возможно, отчасти дело было в том, что Елене было всего лишь семнадцать, хотя выглядела она старше.
Читать дальше