Когда оно совсем прекратилось, я понял, что меня очень медленно перемещает в центр пещеры. Находясь на высоте пяти футов над полом, невидимый шкив медленно и неуклонно приближал меня к алтарю, где горел синий огонь.
Ниже меня этот огонь освещал три лица — бледное, полное ужаса лицо Кина, злорадное — Африки, и ужасную, нечеловеческую маску Чхайи.
— Инь Чхайя… — заговорил человек-змея, — скоро вы тоже станете Чхайя, — он показал на алтарь. — Огонь сделает вас Чхайя.
Очень медленно существо-червь кивнуло своей уродливой головой. Затем снова поднял Кина и удалился с ним в темноту. Африка заколебался, потом последовал за ним. Я принялся извиваться в путах. Синий цветок пламени бесшумно цвел на алтаре. Через несколько минут механизм поднесет меня к нему, чтобы совершить какую-то ужасную метаморфозу, природу которой я не мог постичь.
Теперь, под угрозой страшной неведомой смерти, мой мозг стал работать стремительно и рационально. Не знаю, может быть, ужасы, через которые я прошел, вытолкнули меня за пределы человеческой выносливости. Я лишь понимал, что не могу больше вынести весь этот фантастический кошмар, не найдя ему какого-либо рационального объяснения. Я уже чувствовал жар от пламени на алтаре. Пока это было еще просто приятное тепло. И внезапно я кое-что вспомнил… одну деталь… маленькое упущение… Это направило мои мысли в ином направлении. Я принялся быстро восстанавливать в памяти события — и затем меня ослепила правда, чудовищная правда!
Глава VI
Двое должны умереть
Еще несколько мгновений назад мне стало бы жутко, когда в пещере снова появился Чхайя. Но теперь у меня был ключ к происходящему.
— Привет, Рэнсом, — очень спокойно сказал я.
Ужасная голова дернулась, как от удара. Затем под чудовищный желтой маской раздался человеческий голос:
— Значит, ты все понял, верно, Джим? А я-то гадал, поймешь ли.
Две опухшие лапы поднялись и сняли маску. Я мельком увидел бледное лицо и неестественно горящие глаза — лицо и глаза моего кузена Рэнсома Хатауэя. Он подошел к стене и щелкнул выключателем, остановив мое продвижение к пламени, а потом опустил маску на место.
— Мне просто интересно, Джим, как ты догадался?
Я напряг руки, пытаясь незаметно порвать веревку и, чтобы потянуть время, ответил:
— Картина. Монстр, который нес Элизабет. На ней можно было различить только ее лицо — и ничего другого. Разумеется, ты ведь не знал, в каком она будет платье. Но ты допустил ошибку, нарисовав ее с короткими волосами. Ты ведь не знал, что с тех пор, когда ты видел ее последний раз, она отпустит длинные.
Под маской было тихо. Затем голос Рэнсома произнес:
— Надо же, какой умник! Но это не поможет тебе — конечно, ты должен будешь сейчас умереть. Я даже рад, что перед смертью ты узнаешь, что я получил все, что хотел.
Я продолжал натягивать связывающие меня веревки.
— Ты сошел с ума, Рэнсом. К чему все это…
— Ты женился на Элизабет, — проворчал он. — И ты, черт побери, богат, в то время как я, со всей своей гениальностью, не могу продать свои картины ни за деньги, ни за любовь!
— Элизабет никогда не любила тебя, — сказал я. — Она сама сказала мне это…
Было ужасно слышать его неистовый голос, исходящий от бесстрастного лика маски:
— Ты лжешь! Ты украл ее у меня, свинья! Ты со своим богатством… еще посмел давать деньги мне, одному из величайших художников!
Странная штука — гениальность. Может, мой кузен и был гением, не знаю. Но тогда я понял, что с ума его свели постоянные размышления о своей бедности и отсутствии признания его как художника.
Мне показалось, что путы слегка подались. Я попытался поверить в то, что это так.
Рэнсом собрался уйти, и я поспешно спросил:
— И чего ты хочешь добиться этим?
— Я не предвидел, что здесь появится Кин, — пояснил он скорее себе самому, нежели мне. — Но он займет твое место. Я снова усыплю его…
Я не смог подавить вздох. Он захихикал.
— Да… все дело в картине. В ней и в скользящей панели в стене, которая выходит на потайную лестницу. У меня была масса времени, Джим, чтобы реконструировать дом, — он махнул раздутой рукой вбок. — Вон там лестница, ведущая на чердак. Она скрыта в стене, поэтому мне было легко менять картины, приготовленные заранее, в нужные моменты. И так же легко пустить на чердак усыпляющий газ. Что же касается Фраули, то он просто дурак. Он суеверен, и мне удалось отпустить при нем несколько упоминаний о Чхайя… А также мне помог Африка. Уродец считает… — в голосе Рэнсома прозвучала ирония, — он верит во все это представление. Он верит, что его отцом был монстр из иного измерения, он называет меня Чхайя, а меня забавляет возможность поддерживать такое отношение. Позже я избавлюсь от него.
Читать дальше