Еврея Штайна фон Зиегенфельзена, уроженца Палатината [5] Территория на западе Германии на границе с Францией со столицей в г. Майнце.
, не принимали всерьез его современники, доктора оккультных наук, хотя сам он утверждал, что является реинкарнацией святого Иуды, то есть близким Иисусу человеком.
В весьма многочисленных в то время процессах колдовства его имя упоминается в документах только один раз, в период, когда церковь готовилась к передаче своих репрессивных функций светским властям: «В некоторые дни на его лбу появляется дьявольский знак, дающий ему ужасную безграничную власть».
Но он исчез прежде, чем началось следствие; «вместе с ним исчезла и часть его трудов. Уцелевшие листы пергамента редкого качества были переданы…». Имя получателя кто-то соскоблил с таким старанием, что в пергаменте на этом месте осталась дыра.
Впрочем, чтобы сохранить логику нашего повествования, мы должны обратить внимание читателя на несколько строчек, торопливо написанных одним из наиболее известных религиозных деятелей того времени, а именно отцом Транквилленом, о пергаменте, попавшем ему в руки на несколько минут, и который, можно не сомневаться, был знаменитым гримуаром Штайна: «…увидел разукрашенный саркофаг из золота и серебра, поддерживаемый огромными улитками, сверкающими, словно огонь, на его поверхности были изображены фигурки детей, окруженных псами, терзающими летающих или ползающих насекомых, а также статуи двенадцати апостолов с мечтательным или грозным выражением на лице.
Эти изображения производят впечатление скорее ужаса, чем благочестия, так как несомненно, что нечистые силы создали эти лики по образу и подобию живых существ…»
Разве этот текст не соответствует описанию знаменитой раки святого Себальда, хранящейся в церкви его имени в Нюрнберге, и созданной членами местного семейства скульпторов, резчиков и литейщиков, а именно Пьером Вишером (Старшим) (1455–1529) и его сыновьями Германом, Гансом и Пьером (Младшим)?
Это описание сохранилось — по крайней мере, частично — в туманной и неполной биографии Карла V, которую написал Уртадо де Мендоза, и в других произведениях той эпохи, а также в работе первой половины XIX века «Искусство Древней Германии», написанной французским ученым Ж.Б. Фортулем. Приводим для сравнения:
«Рака святого Себальда в Нюрнберге, так называемый „Памятник Святому Себальду“ находится в клиросе небольшой церкви, носящей его имя. Она облицована пластинками из золота и серебра. Ее основание поддерживается громадными улитками, и на ней изображены фигурки детей, окруженных псами и играющих с насекомыми.
Двенадцать статуй апостолов, прислонившихся к колоннам, на которые опирается рака, изображают существ испуганных или грозных, возможно, потому, что расположенные по четырем углам раки канделябры поддерживаются стройными телами обнаженных сирен, пробуждающих нечестивые желания…»
I
Расстановка действующих лиц на шахматной доске
На берегу неизвестного я повстречал след странной ноги. Этой находке я посвятил научные теории. Наконец, мне удалось реконструировать существо, оставившее этот след, и я установил, что это был след моей собственной ноги!
Ж.А. Эддингтон
Эта книга предназначается тем, кто поверил в свои сны как в единственную реальность.
Эдгар Аллан По
Деброш ( изучает окрестности с помощью очков ): — Так вот! Насколько я могу верить своему слабому зрению, это весьма приятное местечко!
Делиль : — А что я тебе говорил? Посмотри на этот городок, расположенный на косогоре…
Деброш : — Кажется, что его нарисовали на склоне холма.
Делиль : — А эта речка, омывающая его стены!
Деброш : — Как она струится по этим чудным лугам!
— Ах, этот «Городок», — любил повторять монсеньор Дюкруар. Он был рад, что Бенуа Пикар, автор комедии, полной очаровательного юмора, избежал ужасов Девяносто третьего года, иначе эта вещица никогда не была бы написана. — Именно таким я и увидел его впервые с вершины этого холма. С той поры…
Эти воспоминания каждый раз заканчивались вздохом.
С той поры городок лишился своего очарования: холм превратился в жуткий бугор, заросший овсюгом; епископский дворец, в котором монсеньор Дюкруар заканчивал святую карьеру, катился к завершению своей истории, быстро превращаясь в развалины, изъеденные дождями и ветрами.
Задолго до того, как добрый Бенуа Пикар описал эту прелестную картину, городок назывался Ла-Рош-сюр-Оржет из-за присутствия скалы и с учетом названия реки. Позднее он превратился в Ла-Рюш-сюр-Оржет в связи с частично сохранившимся на одной из городских дверей гербом, на котором местному археологу почудился улей [6] Рюш (Ruche) в переводе с французского обозначает «улей».
, окруженный тучей пчел. Впрочем, это не имело значения; монсеньор Дюкруар продолжал называть его «городком», и даже чаще «моим городком», несмотря на некоторые уродливые названия, которыми награждали городок его обитатели.
Читать дальше