Жан Рэ - Семь Замков Морского Царя [Романы, рассказы]

— Регентруду нельзя назвать злой, но она все же немного колдунья. Впрочем, в наших краях колдуньи встречаются довольно часто. А теперь, герр пастор, мне остается пожелать вам хорошего аппетита. Но прежде чем расстаться, я попрошу вас передать кое-что моей сестре в Нюрнберг, если, конечно, вы не будете против.

— Весьма охотно!

— Один из тех студентов, что привели вас сюда, сообщил мне, что вы собираетесь остановиться в отеле «Святой Себальд», расположенном напротив церкви с тем же названием…

— Да, я действительно намеревался остановиться в нем.

Девушка улыбнулась.

— Этот отель принадлежит моему свояку и моей сестре Мариельде. Сейчас это далеко не то заведение высшего класса, каким оно было когда-то, но вас все равно обеспечат в нем надлежащим уходом, да и Мариельда — прекрасная повариха.

После того, как Транквиллен отдал должное копченой гусятине и вкуснейшим ломтикам готской колбасы, он распрощался с красавицей-хозяйкой.

— У меня к вам, герр пастор, будет просьба, которая может показаться вам странной, — сказала она неуверенным тоном, — но, можете не сомневаться, речь пойдет не о пустяках. Передайте Мариельде, чтобы она не кормила золотых улиток. Я больше не могу ничего сказать вам, но она поймет… А поскольку вы священник…

Она отвернулась, чтобы скрыть стекающие по ее щекам слезы.

Но она не могла знать, что слова, только что ею произнесенные, произвели на Транквиллена эффект удара дубины.

…Золотые улитки…

Эти небольшие чудовища, на которых покоилась рака святого Себальда, были невероятно загадочными созданиями!

Он понял, что сказанное следует расценивать, как знак судьбы, но не мог надеяться, что оно поможет выполнить его задание.

Издалека долетел металлический звон; это огромные башенные часы университета принялись отсчитывать время.

«Нужно проверить, относятся ли общественный парк, разрушенный особняк и груды строевого леса к реальности, или это порождения сна?» — подумал отец Транквиллен. Ему оставалось провести в Гейдельберге еще несколько часов.

Это был не сон; в конце улицы, где ночью ему почудились облицованные серебряными лунными полосками волны Не-кара, действительно находилось все, что он видел тогда.

Общественный парк, лишенный какой-либо таинственности, походил, скорее, на большую свалку, усыпанную гниющей листвой и заросшую сорной травой.

Но в нескольких шагах от развалин особняка перед ним открылся тупичок, и Транквиллен невольно остановился перед домиком с низкими окнами; за их стеклами можно было различить пыльные комнаты, населенные тенями.

Это был не тот похожий на ночной колпак домик, что когда-то увидел удравший с уроков Югенен, но он достаточно близко напоминал его, и к священнику вернулись воспоминания о давнем жутковатом приключении школьника.

Неожиданно что-то шевельнулось за мутным стеклом одного из окон; бледное лицо возникло из сумеречной комнаты и стало приближаться к окну.

Транквиллену показалось, что он уже различает мрачное пламя злобно смотрящих на него глаз, но внезапно он сообразил, что видит всего лишь блики на грязном стекле.

Всмотревшись, он действительно увидел темные горящие глаза на желтой маске, испещренной морщинами.

Внезапный испуг тут же прошел, и он громко рассмеялся.

Он взмахнул рукой, жестом человека, старающегося прогнать собаку или кошку. Регентруда бросилась в сторону, изрыгая ругательства и проклятья.

Когда поезд тронулся, Schaffner [20] Проводник ( нем .). повесил на стенку зажженные масляные лампы и сообщил, что дорога отремонтирована. Поезд скоро оставит позади Ротенбург и поздно вечером будет в Нюрнберге.

— Там вас ожидает довольно влажный прием, герр пастор. Вот, уже начинается!

Действительно, яростный ливень принялся хлестать по стеклам вагона. Транквиллен пододвинулся к лампе, чтобы прочитать страничку требника, когда внезапно почувствовал сильнейшую боль — кто-то укусил его. Он сразу же поднес руку ко лбу и с отвращением смахнул на пол большое красноватого цвета насекомое, тут же скрывшееся в трещину между досками пола.

— Кусающаяся сколопендра!

Он узнал ядовитую тысяченожку, очень редко встречающуюся в старинном аббатстве Шести Башен.

Почему же, когда мерзкое насекомое исчезло, ему вспомнилась фраза из рукописи Югенена: «… я увидел извилистую линию, розовую, словно плохо заживший шрам…»?

Этими словами он вполне мог описать и противное насекомое…