Елена Асеева - Иное... [СИ]

Злобно толкнув в сторону свою обидчицу дверь, я вышла в узкий коридор, и дотянувшись до выключателя щелкнула им. Но в трехрожковой люстре, что всегда ярко освещала прихожку, вспыхнула лишь одна лампочка, а две другие не желали давать света. Они перегорели, а быть может просто издевались надо мной, а может… может, они также, как и ты… ты- Андрей, предали меня, бросили и ушли.

Да…да…да… Почему бы и им не поступить так как поступил ты… Почему бы не предать, бросить… меня не нужную старую рухлядь.

Мне просто не надо жить, раз кругом все предатели, раз я не кому не нужна… мне тоже не нужно существовать на этой земле, в этой стране, городе, квартире…

Все… все- предатели…

А потому мне не хочется дышать, слышать, мне не хочется жить… Впрочем жить мне и не надо… Не надо оставаться и продолжать свой жизненный путь в этом чуждом, злобном, ненавистном мне мире, где самые дорогие и близкие… где даже двери и лампочки предают, бьют, перегорают.

От тех мучительно-болезненных переживаний….а может от удара о дверь…. а может от очередного предательства лампочек… и всего того, что назойливо подталкивало меня к единственному выходу… я оглядела полутемную, мрачную и умершую прихожку и поняла… Нет смысла укрываться пуховым платком. Нет смысла пить крепленое вино. Нет смысла искать участия в горячей воде наполняющей ванну… Никто мне не поможет, не смерит мою боль и от этой безысходности, как говорится, не излечит даже время… чтобы остановить мое духовное терзание и прекратить эти муки нужно оборвать движение моей жизни…

Оборвать движение моей жизни…

Предав себя в руки смерти…

Смерть… лишь она одна может поставить жирную, поблескивающую кровавыми каплями точку, завершив и ход жизни, и дыхание плоти, и биение сердца, и духовные переживания…

Невыносимые… Невыносимые…. Невыносимые…

Я вгляделась в сумрачный коридор, в котором зияли тьмой дверные проемы в спальню и кухню… а сам палевый, словно спина борзой собаки в белых мякинах пятен, линолеум как-то неестественно накренился, образовал пологий спуск к ванной комнате вроде, как направляя мою поступь и поддерживая мое желание умереть…

Умереть…

Умереть…

Именно — это и надо сделать, подскулив самой себе, согласилась я, и, миновав прихожку, открыла дверь ванной, переступила через порог и включила там свет, стукнув пальцами об выключатель.

Ярко вспыхнули, установленные по кругу, светильники ванной… вспыхнули и осветили каждый ее уголок, сияющую голубоватым бликом кафельную плитку на стенах и саму нежно- голубоватую, овальную ванну. Я сделала еще один шаг, ступив на резиновый, пористый коврик, неловко оперлась о его поверхность голой стопой. И тотчас скользнув в сторону, выгнула влево колено, и, проехав немного вперед, не удержав равновесия, упала на покосившийся коврик, болезненно ударившись и приземлившись прямо на ягодицы.

От удара мое тело сотряслось, вздрогнули и руки, и ноги, а перед глазами замельтешили зеленоватые огоньки похожие на снежные мельчайшие крупинки, зубы мои мгновенно сомкнулись меж собой придавив язык и сейчас же перестав выбивать чечетку… Боль в ягодицах, и в прикушенном языке спровоцировала новый ливневый поток соленых слез хлынувших из моих глаз, и мне показалось, что они смешались с теми зеленоватыми крупинками снежинок и прыснули во все стороны, покрыв кругом пол зеленоватой изморозью.

«Холодно… холодно…,» — зашептала я и высунула изо рта язык, стараясь кружившей вокруг меня моросью снять болезненное его состояние.

Холодно… Обидно… Больно…

Словно все… все желало показать мне, что я не нужное, чужое существо… лишнее на этом свете, в этом мире.

Ощущая боль в языке и в ягодицах, трясущимися руками я оперлась о кафельную плитку, и съехавший на бок резиновый коврик и поднялась на ноги.

Осторожно, едва покачиваясь и более не утирая слезы, я шагнула к ванной, наклонилась над ней, протянула трясущуюся руку и закрыла крышечкой слив в ней. А потом правой рукой принялась открывать вентили крана. Сначала с горячею после с холодной водой.

Мягко заструилась прозрачно-голубоватая вода в ванну, и пока она набиралась туда, я выпрямилась и приоткрыв зеркальную дверцу шкафчика, что был укреплен над керамической раковиной, достала оттуда упаковку бритвенных лезвий. Они лежали там с давних времен, будто нарочно ждали этого дня. Много раз я порывалась их выкинуть, но каждый раз меня, что-то останавливало и велело положить их обратно, на прежнее место.