Питер Джеймс: Абсолютное доказательство

Люблю тебя, XX

На этот раз, к большому его облегчению, СМС-сообщение отправилось с первой попытки.

Дата следующего дня навечно отпечаталась у Росса в мозгу. Пятница, семнадцатое июля. Силы союзников наконец ощутили вкус победы. «Талибан» отступал. Два боевых расчета отправились на зачистку городских районов, откуда вытеснили талибов накануне. Журналистам на брифинге объявили, что это хорошая возможность поехать поснимать зверства «Талибана» – однако, добавили им, стоит опасаться снайперов.

Росс обсудил это с фотографом Беном Хейнсом, многоопытным ветераном, побывавшим на нескольких войнах, – и вдвоем они решили, что в окружении двадцати солдат из Международных сил безопасности ООН, не считая местных военных и проводников, риск будет относительно невелик. Росс еще ни разу не был непосредственно там, где идет война; его снедало любопытство, да и для карьеры, понимал он, это будет очень полезно.

В семь утра двинулись в путь по разрушенному городу. Над развалинами, словно гигантские тараканы, низко кружили вертолеты; во влажном утреннем воздухе стояла трупная вонь. Росс и Хейнс облачились в камуфляж, шлемы и бронежилеты под накидками с яркой, отчетливой надписью «ПРЕССА» спереди и сзади.

Шли долго, не встречая на пути ничего, кроме выбеленных, выгоревших на солнце стен, испещренных следами пуль, разрывами снарядов и гневными надписями. Все произошло внезапно. Стоило выйти из переулка на просторную рыночную площадь, как со всех сторон на них обрушился шквал огня.

Засада!

На несколько секунд Росс застыл, словно прирос к месту. Испугаться не успел – в этот момент ему было любопытно. Затем пуля разнесла голову местному, стоявшему рядом, и в воздух взметнулся фонтанчик крови и мозгов. Где-то неподалеку раздалась граната. Грохот – и военные, журналисты, фотографы разом попадали на землю. Снова грохот – и по земле покатилась оторванная голова с широко раскрытыми глазами и разинутым, словно в изумлении, ртом.

Бен – он снимал, скрючившись над своей камерой – вдруг тонко, пронзительно вскрикнул и начал кататься по земле, словно какой-то безумный дервиш.

Обезумев от страха, Росс отчаянно озирался вокруг. Стреляли словно сразу со всех сторон: с крыш одноэтажных домов, из окон. Слева от себя он увидел высокое здание, сильно пострадавшее от бомбежек, с пустым проемом на месте двери – бывший банк. Бросился туда. Вокруг гремели выстрелы, сухо чиркали по пыли и камням мостовой пули. Он вбежал в темное помещение банка. За спиной продолжалась стрельба.

Росс оглянулся.

И встретился взглядом с Беном Хейнсом.

Тот лежал, скорчившись, на камнях; под боком у него натекла уже целая лужа крови. Камера валялась рядом. Бен пытался ползти, пытался дотянуться до камеры, но не мог.

– Росс! Помоги мне! Помоги! Помоги, ради Бога! – кричал он отчаянно, с мукой и ужасом в голосе.

Вокруг лежали военные, репортеры, фотографы: одни – неподвижно, другие корчились или пытались ползти.

Снова загремели выстрелы – и некоторые из тех, кто двигался, застыли.

– Росс! – вопил Хейнс. – Господи! Помоги мне!

Не раздумывая, Росс бросился назад. Бежал под огнем, зигзагами, как учили его на курсе выживания – забыв об опасности, думая только о том, чтобы спасти товарища. Однако, когда он был от фотографа всего в нескольких ярдах, раздалась автоматная очередь. Хейнса затрясло, как тряпичную куклу. На одежде его появились разрывы. Шлем слетел, а секунду спустя отлетел и окровавленный кусок скальпа; Хейнс уронил голову наземь и затих.

Потрясенный, в ужасе, Росс бросился назад, в банк. За спиной гремели выстрелы, пули с чирканьем чертили дорожки в пыли перед ним и позади него. Что-то сорвало с него шлем. Острая боль пронзила правую ногу. Уже вбежав в здание, Росс вдруг ощутил, что по голове как будто молотом ударили, и пошатнулся. Каменный пол бросился ему навстречу. Ударил в лицо.

Надо встать.

Надо встать!

Снаружи уже виднелись фигуры в чалмах, с блестящими стволами автоматов. Они бегут сюда!

Безостановочно гремели выстрелы.

Забыв о боли, пригибаясь и петляя, Росс бросился внутрь здания. Промчался мимо столов с компьютерами, покрытыми пылью, заваленными всяким мелким мусором. За кассой упал на четвереньки и пополз к дальней стене. Замер, прислушиваясь. Нога горела так, словно в нее воткнули раскаленную спицу, раскалывалась от боли голова.

Новый яростный грохот автоматной очереди снаружи – а за ним вдруг наступило благословенное молчание.