Питер Джеймс - Абсолютное доказательство

Салли.

– Привет, видел новости? – сразу спросила она.

– Сейчас смотрю.

– Странно, да?

– Мягко сказано!

– Рада была вчера с тобой посидеть.

– Я тоже.

– Хотя один раз ты все-таки заснул прямо за столом!

– Правда? Черт, не может быть… Прости.

– Прощу – при одном условии.

– Каком же?

– Сегодня мы поужинаем еще раз.

Росс улыбнулся. Хоть он и не вполне еще вычеркнул Салли из «списка подозреваемых», в нем крепло убеждение, что ей можно доверять.

– Постараюсь не заснуть.

– Снова заснешь – обижусь всерьез!

Едва он нажал «отбой», телефон зазвонил снова.

На этот раз звонила Имоджен.

Вторник, 21 марта

– Что ты делаешь в Лос-Анджелесе? – прямо спросил Росс.

– Не могу говорить об этом по телефону. Давай встретимся в десять утра в фойе отеля «Сирена» на бульваре Сансет.

Ее голос звучал холодно и жестко. Как у чужой.

– Объясни мне, что…

Щелчок – и короткие гудки. Повесила трубку.

Росс перезвонил и снова услышал автоответчик.

Оставлять сообщение не стал. Вместо этого вытянулся на кровати и вновь задумался о том, что же, черт возьми, здесь творится. Что за игру она ведет? Затем мысли перешли на события прошлой ночи; Росс включил «Войс-мемо» и прокрутил запись разговора с Майком Дилейни. Внимательно вслушивался, стараясь уловить все нюансы голоса собеседника. Понять, насколько тот был искренен.

«В главе двадцать четвертой Евангелия от Матфея сказано: “И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе”».

От души пожалев, что не подумал взять с собой спортивный костюм и не может теперь воспользоваться спортзалом в отеле, Росс натянул футболку, джинсы и кожаную куртку, надел ботинки и отправился на прогулку. Ветер дул еще сильнее вчерашнего, зато воздух после грозы был чист и свеж. Хантер шел куда глаза глядят: свернул направо, прошел по тихой, обсаженной деревьями улочке мимо ряда ветхих домов. Вышел в сквер, в этот ранний час уже полный бегунов и собачников.

Вернувшись в отель, он заказал себе завтрак в номер: омлет из трех яиц, тосты из черного хлеба, клубнику и кофе. Помылся, побрился и вызвал такси для поездки в отель «Сирена», дорога до которого, как заверил портье, занимала пятнадцать минут.

Вторник, 21 марта

Время подходило к шести вечера, и на душе у Пита было так же черно, как за окном.

Он перепутал поезда. Хотел вернуться на вокзал Виктория, но сел, как подсказал ему какой-то добрый пассажир, на поезд, идущий до другой станции – Лондонский мост.

Электричка мчалась по серым полям, иногда разбавляемым такой же серой городской застройкой. По оконному стеклу хлестал дождь. На коленях у Пита лежала Библия; ни разу за сегодняшний вечер он не открыл ее, а с губ его вместо молитв срывались произносимые шепотом ругательства.

Пит не понимал, на что решиться.

Он думал, что не вернется на Афон. Точнее, если вернется, то не сразу. Сначала посмотрит на мир и испытает свою веру – проверит, потянет ли его назад. Питу нужно было понять себя. Что удерживает его в монастыре – вера или просто привычка? Спокойная и удобная жизнь вдали от мира, от его суеты и постоянных требований – единственное, чего Пит всю жизнь страстно желал?

У брата Ангуса все сложилось иначе. Он рассказывал: больше сорока лет потребовалось ему, чтобы понять истинную цель своей жизни – в уединении служить Господу. Брат Ангус… Сегодня утром Пит вместе с другими монахами нес его гроб на скромное мирное кладбище с рядами деревянных крестов.

Пит горевал о смерти кузена, но и радовался за него. Брат Ангус все-таки обрел то, что большинство людей тщетно ищет всю жизнь, – радость и успокоение. А сам Пит? Увы, и от радости, и от успокоения он был далек, как никогда. В его рюкзаке лежали таинственные святыни, которые Ангус просил спрятать в надежном месте и сохранить для вечности. Где же еще искать «надежное место», если не на Святой горе?

Однако сердце Пита было полно сомнений. Если он вернется на Афон, вряд ли ему разрешат уехать еще раз. Выбраться с полуострова можно только по морю, и билеты на паром выдает настоятель.

Вокруг сидели люди. Испитая на вид женщина с ревущим сопливым младенцем. Парень в наушниках, дергающий головой в такт оглушительной музыке: сквозь стук колес до Пита доносилось громкое раздражающее «бум-бум-бум». Напротив – пожилая пара: он костлявый и с палочкой, она толстая, с несколькими подбородками; оба сидели, сложив руки на коленях, и смотрели не в окно, не друг на друга, а перед собой.