Борис Конофальский - Инквизитор. Мощи святого Леопольда

Депутаты опять пошептались, посчитались, покивали головами, и сообщили:

– То недорого, согласны мы. Пусть добрые люди идут с вами. И у нас гонора будет больше.

Переговоры были закончены. И все обрадовано загудели. Марта ставила стаканы, разливала вино все: Брюнхвальд и сын его, Брунхильда и Агнес, кавалер и Роха, горожане пили вино, и говорили друг другу приятные вещи. А потом депутаты кланялись и ушли.

Как только они вышли, Брунхильда схватила сдержки, стала мерить, а у Агнес были уши не проколоты, и она стала напяливать перчатки, а Волков взял дорогую шаль из шёлка посмотреть покрутил её перед глазами, и кинул на стол перед Рохой:

– Возьми жене своей.

– Чего? – Растерялся Скарафаджо.– Жене?

Он глянул на шаль, что лежала перед ним, затем на Брунхильду, что престала мерить серёжки и стояла с широко раскрытыми от гнева глазами, уставившись на кавалера.

А тот словно и не замечал её гнева и продолжал говорить Рохе:

– Ты ж говорил, что у тебя жена есть.

– Есть, – соглашался Роха.

– Ну, так бери, – настоял Волков. – На Рождество подарок.

Роха ещё раз глянул на пылающую от гнева красавицу и почти украдкой стянул со стола шаль и спрятал её себе под дублет.

– Господин, – заговорила Хильда лилейным голосом, – а, может, и не подойдёт эта шаль жене этого господина. Может, я ей что-то другое подберу.

– Подойдёт, – закончил разговор Волков, взял кубок из серебра и поставил его перед Брюнхвальдом, – это вам, Карл.

– Мне? – Удивился Ротмистр.

Волков повторять не стал, он не был щедрым человеком, и подарки он не дарил, он делал вложения, он понимал, что и Роха и Брюнхвальд ему могут пригодиться, лучше, если они будут ему благодарны. И он продолжил, обращаясь к младшему Брюнхвальду:

– Максимилиан, думаю, что дублет в моих цветах и с моим гербом будет вам к лицу, на шествии вы должны быть в нём. Меч я вам подберу, у меня есть неплохой.

– Так времени осталось мало, – мальчишка расстроился, – портной может и не успеть до праздника.

– Нужно, чтобы успел. Ёган, сходи с господином Брюнхвальдом к тому портному, что шил нам. – Кавалер кинул слуге один из трёх великолепных золотых, что лежали на подушечке. – И торгуйся с ним, портной жулик ещё тот.

Максимилиан и Ёган ещё не ушли, а Роха, дыша вином, заговорил вкрадчиво и тихо:

– Слушай, Яро, раз уж я, вроде как, твой сержант, может, и мне такой дублет пошьёшь, я тоже хочу дублет с гербом.

Волков и так раздарил уже целое состояние, но в этом Рохе отказывать было глупо. И он сказал:

– Ёган, сержанту тоже пусть шьёт, и все, чтобы было готово до праздников.

– А мне, как сержанту, положен галун из красной тесьмы на левом плече, – бубнил Роха, вылезая из-за стола и опрокидывая стаканы.

Волков его не слушал, они с Брюнхвальдом выпили вина. За окном снова пошёл снег, или дождь, а в доме было тепло, и Марта готовила обед.

И все ждали Рождества. Весь город ждал.

Ещё не все улеглись, кухарка ещё гремела кастрюлями в внизу, когда дверь открылась. Волков не запирал её сегодня. Ждал её и она пришла. Поставила свечу на стол, по-хозяйски без слов села на кровать, стала расплетать волосы, снимать одежду, что то напевая. Скинула платье и нижнюю рубаху, залезла к нему под одеяло:

– Тепло у вас тут, а нам дурень Ёган, печку не протопил на ночь.

– Дрова бережёт, я ему велел, дрова тут очень дороги.– Говорил он, чувствуя её лобок на своём бедре.

А она потянулась губами к его щеке, и гладила другую щёку рукой:

– Вот зачем вы мою шаль бродяге этому отдали?

– Так то не твоя шаль была. То моей жене дарили,– беззаботно говорил Волков.

– А эти горожане, меня за вашу жену приняли. Уж как мне раскланивались. И вы не сказали им, что я не ваша жена.

– Да угомонись ты, они и Агнес за мою дочь принимают и что?. Ты вон золотые серьги получила, и радуйся. – Всё ещё беспечно говорил кавалер.

– Радоваться, – Волкова, словно холодом обдало, а красавца чуть от него отстранилась,– чего мне радоваться то? Вот была бы я жена ваша, я может, и радовалась бы, а сейчас с чего?

– Да какая из тебя жена то, – кавалер даже удивился, он смеялся,– ты ж ноги пред кем только не раздвигала, тебя кто только за лобок не лапал. И за деньги и за так.

– Так то раньше было, а теперь нет, теперь я честной буду. – Брунхильда стала снова ласковой и нежной, снова гладила его по щеке. Шептала ему в ухо.

– Честной?– Волков опять смеялся.– Да уже была такая честная у меня. Маркитантка одна, красивая была, не старая, деньга у неё водилась, в любви мне клялась, вином поила, мясо покупала мне. Других баб от меня гоняла, и я уж думал, что и обженится можно, да в один прекрасный день я с караула пришёл к ночи, а её, невесту мою, три ламбрийца ублажают, прямо у костра. Я говорю: эй, что тут происходит? А они мне говорят: не лезь, очереди своей жди, мы ей дукат серебряный дали, ты после нас будешь. Вот и вся любовь.