Август Дерлет - Тварь у порога [Сборник рассказов ужасов]

Тиллингэст презрительно косился на револьвер, который я, сам того не подозревая, выхватил из кармана, хотя по выражению его лица я понял, что он видел и слышал не меньше, а скорее всего даже намного больше моего. Я начал было описывать ему собственные ощущения, однако он кивком головы заставил меня не двигаться и как можно пристальнее вслушиваться и всматриваться в происходящее.

— Не шевелись, — добавил он, — поскольку эти лучи не только позволяют видеть все, что творится вокруг, но и делают видимыми нас самих. Я уже сказал тебе, что все мои слуги исчезли, но не пояснил, каким образом это произошло. Эта тупоголовая экономка — я ведь предупреждал ее, чтобы не зажигала внизу свет, но она не послушалась и все же зажгла его, а пробежавший по проводам ток лишь усилил ответную вибрацию. Что и говорить, пугающая это была картина — даже находясь здесь, видя и слыша происходящее, я не мог не различать ее воплей. Еще более кошмарное зрелище представляли из себя различные предметы ее одежды, разбросанные по всему дому. Основная же часть одежды миссис Апдайк валялась неподалеку от выключателя света — именно по ней я и догадался, что именно произошло. Они захватили ее всю, целиком. Однако до тех пор, пока мы сохраняем неподвижность, можно считать себя в относительной безопасности. Не забывай, что мы имеем дело со зловещим миром, в котором практически лишены каких-либо шансов на самооборону… Не шевелись!

Шок от сделанного открытия в сочетании с неожиданно произнесенной командой буквально парализовал все мое тело, и, охваченный ужасом, я вновь распахнул свой разум перед тем, что Тиллингэст называл «тем светом».

Теперь я находился в самой гуще вихря звука и движения, который совершенно не позволял разглядеть, что творилось у меня перед глазами. Где-то проглядывали расплывчатые очертания комнаты, а из некоей точки пространства словно вздымался бурлящий столб невообразимых образов или облаков, упиравшийся в твердь крыши впереди и чуть правее меня.

Затем я снова увидел тот же храм, однако на сей раз его колонны поднимались в толщу воздушного океана света, а сверху, точно в том месте, где несколько минут назад громоздилась масса дымного столба, спускался яркий, слепящий луч. После этого представшее передо мной зрелище приобрело поистине калейдоскопический характер, и, находясь в самой гуще этого хитросплетения звуков, образов и чувственных ощущения, я вдруг ощутил, будто сам растворяюсь, или, по крайней мере, чувствую, словно моя телесная оболочка утрачивает свою былую прочность и монолитность.

Никогда мне не забыть одну особо яркую вспышку. На какую-то долю секунды я словно увидел клочок диковинного ночного неба, заполненного сияющими, вращающимися сферами, а когда они чуть умерили свою яркость и скорость, стало видно, что мерцающие солнечные диски сближаются в некое подобие созвездия или галактики, имеющей вполне конкретную форму, причем форма эта сильно походила на очертания лица Кроуфорда Тиллингэста.

В какое-то другое мгновение я почувствовал, что мимо меня скользят громадные, словно нарисованные, но явно живые существа, которые изредка прикасались ко мне, а порой и просто пронзали мое тело. Метнув взгляд в сторону Тиллингэста, я поймал себя на мысли о том, что его более приученные к подобным зрелищам глаза также вполне отчетливо воспринимают эти же движущиеся образы. На память мне пришли его слова насчет шишковидной железы, и я невольно подивился, что же посредством этого сверхъестественного глаза мог видеть и уже видел он сам?

Неожиданно я и сам стал воспринимать окружающее словно через какое-то расширенное зрение. Сверху и передо мной, в светящемся и темном хаосе, стала проступать некая картина, которая, несмотря на всю свою размытость и нечеткость, все же имела вполне конкретные и постоянные очертания. Было в ней что-то отдаленно знакомое, поскольку неведомые и совершенно непривычные ее элементы как бы наслаивались на более близкие, земные образы, как если бы в кинотеатре луч проектора падал на заранее разрисованный экран или занавес.

Я увидел расположенную в мансарде лабораторию, электрическую машину, некрасивое, искаженное лицо сидящего напротив меня Тиллингэста; но самое примечательное заключалось в том, что ни один клочок этого знакомого мне пространства не пустовал. Совершенно неописуемые образы — как живые, так и все прочие — переплетались в безумном коловращении и беспорядке, и рядом с тем или иным привычным для взора предметом вращались и сновали бесчисленные, абсолютно чуждые этому миру силуэты, неведомые мне существа.