И в этих вопросах больше всего Даэда волновало одно. Они расстанутся? Прочее могло подождать, да пусть даже не получить ответа. Мы не увидимся, когда Кану перейдет в летние месяцы? И надо ли спрашивать принцессу о своей дальнейшей судьбе?
Неллет заснула у него на руках. Даэд трижды отдыхал, садясь у стены на очередном витке и разглядывая предметы и пространство странным двойным зрением. Привычное казалось увиденным впервые, поражало знанием о том, что несколько часов назад было вынуто из небытия волей молодой женщины, потратившей на действо все силы. Колонны, изящные переходы, лианы вдоль ажурных панелей. Коридоры, уводящие в глубину и в стороны. Белый, бежевый, светло-зеленый. Лампы круглые и длинные, развешанные по стенам и вмонтированные в потолок. Кость, мрамор, легкий и прочный пластик, металл, и снова пластик — прозрачный. Кадки с питательным раствором, и деревья в них — небольшие, компактные.
За колоннами открытых витков царило яркое утро, солнце привычно бросало лучи, вытягивая по мрамору прозрачные тени. Даэд поднялся последней лестницей и увидел знакомый шатер, за ним, знал он, расположился бассейн с бирюзовой подогретой водой, дальше — столы, ковры и цветные подушки — зона для еды, внизу на острове сказал бы — пиршественный зал, но в покоях принцессы никогда не собиралось много народу.
Стоя с Неллет на руках, он поискал глазами стража утреннего часа, и его кенат-пину, оба должны бы стоять спиной, чтоб не смотреть на принцессу без ее повеления. Но понял, они тут одни, и пока что Башня все еще балансирует на блистающей игле, там, в прошлом, на быстро пустеющем острове. Все еще впереди, думал Даэд, распахивая шатер и бережно укладывая Неллет на мягкие покрывала, это все еще будет. Непонятно, когда.
— Что? — нагнулся к самому лицу с закрытыми глазами.
— Санаты. Ты не жалей, Даэд, — Неллет открыла глаза и вдруг улыбнулась.
Он нахмурился, но не выдержав, улыбнулся тоже.
— Откуда знаешь?
— Игрушка для мальчиков, да? Джент Денна обожает править санатами.
— Неллет… что станет с ними? Кто во дворце?
— Не волнуйся. Они проживут еще долго, беспокоя другие реальности. Но теперь им придется подумать, кто примет на себя тени их безоблачного счастья. Или, как жить по-другому. Ами, Денна и все, кто жил такой жизнью, умерли только для нас.
Даэд кивнул.
— Санатов жалко, — вспомнил, — тут пригодились бы. Чего смеешься?
— Они хищники. Заботятся о возницах, чтоб было кого запеленать в паутину, когда придет время откладывать яйца. Потому слушаются.
Она снова рассмеялась разочарованному удивлению на лице Даэда.
— Денна и возничие знают, потому следят и уводят упряжки за пределы мира, когда приходит время. А в Башне санаты могут наделать бед. И еще они много едят.
— Фу. Правильно, что остались. А скажи…
Неллет легко сжала его ладони теплыми пальцами.
— Даэд. Ты не должен спрашивать.
— Что?
— Не задавай вопросы. Я сделаю так, как будет лучше. Для всех нас. И я сотворяла нынешнюю реальность не день и не год, и даже не те шестнадцать лет осевого времени, которые должны бы пройти с моего рождения. А много дольше. Не спрашивай меня о прошлом и о будущем тоже.
— Хорошо, — медленно ответил Даэд, сидя на краю постели.
— А еще я тебя люблю.
Каждое ее слово призывало спросить, спрашивать без конца. Меня? Как любого весеннего мужа?
И так обо всем. Но теперь ему остается лишь думать, строить догадки, ждать. Верить.
— Я тоже люблю тебя, Нель.
— Отнеси меня в бассейн. Я очень устала.
Они заснули рядом, мгновенно, сваленные сильнейшей усталостью. Не слышали, как за многослойной кисеей тихо передвигались девушки, готовя завтрак и взбивая подушки, поливали цветы в большой оранжерее. Перед закрытыми полотнами входа возник маленький столик, и за ним — серьезный мужчина в парадном парчовом плаще, застыл, терпеливо ожидая пробуждения принцессы. А чуть сбоку, у самой кисейной стены, что колыхалась от свежего утреннего ветерка, стоял мальчик кенат-пина, чтоб пересказать элле, стражу утреннего часа, слова, сказанные принцессой во сне.
Когда двое проснутся, страж и подручный уйдут, скроются с глаз, продолжая записывать все сказанное. Вернее, то, что принцесса предназначит для их пера.
Даэд проснулся первым. Приподнялся, с удивлением рассматривая свою голую грудь и руки, лежащие поверх покрывала — такие молодые, загорелые, с тонкими сильными пальцами. Медленно поднял руку, поворачиваясь к светлому лицу, обрамленному разбросанными волосами. Замер, глядя, как раскрываются светло-зеленые глаза.
Читать дальше