Сел, стараясь поудобнее, это было нелегко с раскинутыми по спине зверя ногами. Наверно, Янне легче, у него кривые ноги, подумал и наклонился вперед, осторожно похлопав гладкие перья.
— Ты молодец. Вырвался. Спасибо тебе.
Ночь снова обступила летящих, мигая яркими звездами. Ксиит поднял большую голову, отягощенную клювом, и устремился вверх, так что Даэда откинуло назад и он, упираясь руками, приподнялся, смотреть, куда летят. Вверху и впереди маячил белый диск луны в знакомых темных пятнах. Летели так быстро, что Даэд моргнул, избавляясь от наваждения: казалось, луна приближается, но этого ведь не могло быть. Хотя… Знакомые пятна меняли очертания, ползая по бледно светящему фону. Три небольших слились в одно, поплыли, оформляясь, и чье-то лицо уставилось на них, мигая размытыми ресницами над сверкающими глазами. Знакомое лицо.
Даэд прищурился, потом широко открыл глаза, уставясь взглядом во встречный взгляд. На рисованной тенями и светом лице расплылась тонкая улыбка.
— Денна, — прошептал Даэд, ухватываясь за перья, которые встали торчком, — джент Денна.
Серые губы говорили что-то неслышное, а потом все исчезло, и вокруг ничего не осталось, кроме звезд. Со свистом обогнали ксиита маленькие тугие облачка, совершенно круглые, как мячи, один ударился о крыло, отскочил, запрыгал упруго. Ксиит негодующе крикнул. И складывая крылья, стал падать, согнул шею, уложив голову на спину. Даэд закрыл глаза, на секунду. А открывая, зажмурился снова, оберегая зрение от радужных вспышек. Полет прекратился. Внутри нехорошо сжималось, как при резких полетах, когда шнур выдергивал его из воздуха, подтягивая к полетной площадке.
Снова Даэд освободил ноги, скользнул по гладкому боку, спускаясь на новую поверхность. Вокруг мелькало и вспыхивало, метались цветные вспышки, касались скул и лба, щекотали, отпрыгивая. Такие… он отвел рукой комок, потирая пальцы, которые щекотало прикосновением. Такие — пушистые. Да что это? Животные? Или чьи-то птенцы? Может быть, семена гигантских растений, пущенные в полет созреванием?
Снова держа на пальце петельку невидимого шнура, Даэд пошел, стараясь не наступать на комки, которые шевелились под ногами. Присел, бережно раздвигая мягкое и пытаясь нащупать землю. Но ее не было. Внизу, под ногами была такая же шевелящаяся масса, только более плотная, будто падая, пушистые комки приминали друг друга.
В растерянности Даэд выпрямился, пытаясь хоть что-то понять. Зачем это все? Ему — зачем? Янне сказал, увидишь сам, и потом захочешь вернуться. Даэд не мог понять, что именно он видит. Но со вторым сказанным согласился. Невозможно бросить увиденное, оставляя его непонятым. От этого раскалывается голова. Не с чем сравнить, не к чему пристегнуть. Все это тоже находится внизу, под иглой Башни, уходящей в нижнюю дымку? И если так, что с ним делать, как поступать?
Один из комков, пушащийся синим и голубым, вдруг с мягким звуком лопнул, рассыпая светлую тончайшую пыльцу. Даэд взмахнул рукой, пытаясь отогнать мерцающие облачка пыли, не удержался, вдохнул, покачнувшись. Звон в голове стал невыносимым, а после вдруг стих, оставляя режущую ясность. Моргая, он вытер испачканную в пыльце руку, на бедре остались пятна крови, а на ладони она уже свернулась, и ссадины, нанесенные острыми ветками белых деревьев, подживали, засыхая.
— Иди к нам, — произнес приветливый голос, — нельзя сказать, что мы ждали именно тебя, но все равно рады. Как там наша упрямая дочь?
Вокруг уже не мельтешило, не прыгало, а был просто сад, в котором стволы деревьев, обычных, утопали в яркой зеленой траве, свисали на ветках шарами красные яблоки и желтые сливы, ярко белела на длинном столе парадная скатерть тонкого полотна. И сидели, вольно устроившись на удобных стульях, веселые люди. Денна махал рукой, поднимая в другой прозрачный кубок, полный рубинового вина. Улыбалась королева Ами, поправляя раскинутый по траве подол ослепительно-синего платья. И вообще все тут было ярким, цветным, казалось, каждому отдельному предмету и человеку придан был его собственный цвет.
Синее платье королевы, пепельно-голубые волосы под диадемой морозной голубизны, бледные руки с тончайшим оттенком наступающих светлых сумерек.
Багровый камзол джента, яркий румянец на щеках, красноватый загар запястий, темно-вишневый кубок и алое в нем вино.
Желтые платья девушек-тонков, ослепительно-соломенные волосы по плечам, будто присыпанным золотистой пудрой. А рядом — лица парней-тонков, коричневые, как старая медь, и одежды, похожие на панцири толстых жуков, отливающие бронзой.
Читать дальше