Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

Поэтому она резко отвернулась, заодно поворачиваясь спиной к маячащей на горизонте прекрасной облачной башне, и пошла обратно, стараясь потверже ставить на асфальт ноги в мягких мокасинах. И жалея, что не сапожищи на каблучищах, чтоб вколотить их стуком в голову Тоне свою злость, недоумение и досаду.

Шла, полная сердитого недоумения, ничего не замечая вокруг, встряхивала головой, чтоб избавиться от утреннего птичьего свиста и гомона. И, не заметив как, оказалась в кухне, сидела, обхватив себя руками за плечи, а рядом шумел чайник, готовя кипяток.

Ирина машинально сделала себе большую кружку с кофе, унесла ее в комнату, на этот раз в спальню. Поставила на тумбочку рядом с большой кроватью, вдумчиво разделась, стащила носки и легла, вытягиваясь под чистой прохладной простыней. Закрыла глаза.

— Позови, — настойчиво проговорил рядом Тонин голос.

Она села, держа край простыни горячими руками. Да что за бред! Снова легла, зажмуривая глаза и стараясь расслабиться. Мерно задышала, как надо, по правилам, которые всегда помогали. Помогли и теперь.

Через пять минут уже спала, одновременно пытаясь войти в тихую предутреннюю воду под обрывом, глядя на далекую облачную башню. Но вода уворачивалась, твердела, нога соскальзывала, потом попадала в тиски между резиново неподатливыми волнами. Хотелось заплакать от беспомощности, но плакать Ирина не любила никогда. Потому, уставая, с пересохшим ртом, снова и снова делала шаг, оступалась, выдергивала босую ногу, пробуя новые направления. И все — молча.

Утром, с ощущением, что всю ночь тяжело работала вместо того, чтобы нормально отдохнуть, стояла на лестничной площадке, уже закрыв дверь и раздумывая, не постучаться ли к Тоне. Прямо видела, как входит и, убедившись, что Вадик уже отправлен в школу, начинает решительным уверенным голосом отчитывать соседку за ее бесцеремонность, за попытки повернуть ее — Иринину жизнь, с которой она сама вполне в состоянии справиться.

Но дверь открылась сама. Тоня вышла, таща в руке мешок с мусором. Засветилась улыбкой, немного виновато засматривая в хмурое лицо соседки.

— Ирэночка! Доброе утро. А знаешь, ты права. Вчера. Ты вызвала уже? А я забыла вынести, торопилась, когда с Вадиком. И хочу еще в парк сходить, пока выходной у меня. Потом все станет некрасивое такое.

Вместе они вошли в лифт, Ирина молчала, разглядывая оживленное некрасивое лицо, опять привычное, Тонино, с блестящей на неровных скулах кожей и нелепо торчащими кудряшками над ушами.

— Я полночи думала. До утра почти. Там и правда, сладкое такое все, дамское. Я, наверное, никогда не смогу. Написать, как оно чувствуется. Понимаешь? Эти слова. Они вроде настоящие, а когда я их пишу, потом получается, как ты и сказала. Ой, я рада как!

— Чему рада? — Ирина была сбита с толку.

— Тому, что ты права, — удивилась Тоня, переступая разношенными туфельками-балетками под старой джинсовой юбкой, — я сначала решила, ты совсем не слушаешь, а ты все верно заметила. Ну ничего, я перепишу снова. Попробую. Знаешь, мы, когда с Мишей, в самом начале вот…

— Тонь… А ты эту шаль с кружевом, ты ее почему не носишь?

— Какую шаль? — за очками округлились глаза, Тоня моргнула, шурша пакетом.

Лифт дернулся, лязгая, разъехались двери, открывая гулкий подъезд, яркий проем на улицу и фигуру соседа с ротвейлером на поводке.

— Ну. Испанскую такую. Которую ночью ты…

Ирина смешалась. Ночная Тоня так отличалась от дневной, что и говорить было неловко, и все эти кружева казались чем-то театральным.

— Ночью? — удивленно переспросила Тоня.

Но тут в проеме показалась тонкая мальчишеская фигурка с ранцем, волочимым за лямку, и Тоня, забыв о разговоре, ахнула, рванулась, хватая мальчика за плечо и присаживаясь на корточки перед опущенным бледненьким лицом:

— Вадинька! Что случилось? Ты заболел? Да как же ты. Сам!

— Книгу забыл. И атлас. С картами. Нормально все, мам! Я возьму только.

— Пойдем! Пойдем скорее. И в туалет заодно сходишь.

— Ма-ма!

Тоня снова нажимала кнопку лифта, так сильно, будто хотела оттуда вытряхнуть соседа с собакой где-то между этажами.

Ирина кивнула мальчику. И вышла, щурясь на яркий, еще летний, но уже приправленный осенней густотой воздух.

В спортзале работала машинально, проходя между тренажерами, подсказывая и поправляя усердно потеющих женщин, потом вдруг оборвала себя на полуслове и вышла, спускаясь мимо огромных окон по легкой лесенке на первый этаж, где была дверь во внутренний дворик, небольшой, с деревом и парой скамеек. Села, вытаскивая из кармана наброшенной куртки пачку сигарет. Содрав глянцевый целлофанчик, вытащила одну. И оглянулась, ища, у кого бы попросить зажигалку.