Елена Блонди - Легенды света и темноты [СИ]

— А деревья?

— А деревья без больших ежей соскучились ронять на землю большие яблоки. И со временем вырастали все ниже и меньше. Наверное. Я не знаю точно. Ведь это всего лишь легенда.

Все помолчали.

— Ну, если все сфотографировались, едем обедать. А то не успеем выкупаться, — деловито сказал старый еж. Собрал детвору и подгоняя, отправил к автобусу.

И только самый маленький ежонок медлил уходить. Зачарованно смотрел, нет, не на круглые спины каменных Ежей. А на огромный старый платан, раскрывший ему навстречу ветви-руки. И представлял себе такой же платан, но огромный не для него, а для больших Ежей из легенды. А ведь там была еще лодка. Из листа платана, что был огромнее огромных платанов.

И так — без конца?

Сверчки жили у леса, в тени страшных сосен. Темная зелень сосен зимой становилась хорошей, потому что голые ветки других деревьев заставляли сверчков грустить. Грустили так сильно, что оставались в темной зелени и летом, когда на других деревьях листья походили на прозрачный мед. Ведь сверчки по природе своей домоседы, а из норок, что копали они себе в мягкой земле, темная зелень была не видна. Но прогуляться к светлым деревьям — почему нет? Попрыгать, спеть на тонких ветках, и — домой, под темные иглы сосен, в теплые норки. Так и родители жили…

Ийка тоже так жил. Он был совсем взрослый сверчок. Но другие сверчки взрослым его не считали. — Да, все поют. Но не так часто и не так звонко. Да, по улице все гуляют. Но так далеко, и днем? Не мальчик уже, норка своя. И — жена… Женщина.

Женщины сверчков всегда немножко странные. Одна любит спать в темных иголках и сверчок не успевает найти ее перед восходом Луны. А нехорошо мужу одному петь всю ночь. Охрипнут коленки, что делать? Промолчит одну ночь, две ночи, три ночи, и лунный туман уйдет на другие поляны, не упадет утренняя роса. Чем тогда умываться перед сном?

Другая скандалила, требуя каждое полнолуние новую норку. Убираться в старой не любила. Пугала своего сверчка, что будет спать днем, и уйдет к кузнечику, он — зеленый! Сверчок послушно пугался: копал, вздыхал и шел выбирать место для следующей. А ведь ему еще песен придумать! Так у сверчков, — мужчины придумывают песни, не женщины.

В общем, к странным женщинам сверчкам было не привыкать. И если вдруг, раз в три полнолуния, рождалась девочка, из которой вырастала женщина без странностей, то сверчки, всплескивая лапками, жалели будущего мужа. Разве придумаешь песню, если твоя женщина совсем обыкновенная? Такая женщина без мужа, конечно, не оставалась. Но жилось им нелегко. Сверчок чаще других собирал гостей и вволю поил их росой с оранжевых лилий. Чтоб хоть от гостей — странности.

А Ийка… Женщина Ийки была самой странной среди всего поселения под соснами. И сам Ийка — страннее некуда. А заведено так — ты, раз мужчина, должен странности свои поумерить, а лучше, под левое крыло сложить, правым сверху прижать. Чтоб не мешали ухаживать за странностями своей женщины.

Все не как у сверчков, у этой пары! Давно, когда Ийка в возраст вошел и странности его всем видны стали, то Старый Сверчок успокоился было — вот и мужчина для женщины без странностей. Ага, была на то время одна такая в племени. Все рыла норки. Сама! Почти еще ребенок, но роет и роет. Песен не слушает, сама не поет. Знай, крылышки стирает и на иголки сосновые — сушить.

Старый Сверчок послушал жалобы Ийкиных родителей и стрекотнул благодарность Сверчу За Облаком. Вот для женщины без странностей подрос совершенно странный муж!

Но Ийка на собственную свадьбу не попал. Ускакал. Днем! Все спали, никто не видел, как, прикрывая лапой от солнца глаза, забрался Ийка на самую длинную ветку сосны и спрыгнул с нее на узкие листья миндального дерева. А с них — на дикую яблоню. Там чуть было не заснул, слушая пчел. Но слишком басовито гудели… Потому на яблоне не остался. Перелетел на куст белого шиповника. Там и нашел свою женщину. День на траве и листьях, а она — не спит! Ийка даже не спрашивал, как зовут красавицу. Усом дернул, лапой махнул, крылом сверкнул. Отчаянно понадеялся, странный, все-таки. И — сработало!

В эту ночь под сосны не пошли. Ведь там искали Ийку, женить хотели. Пришлось здесь самим жениться — в белом цветке шиповника, без никого. Но так тоже считается, у сверчков.

Вернулись вдвоем. Женщина без странностей и не огорчилась. Занята была — рыла четырнадцатую норку. Да и не любила она Ийку.

Старый Сверчок хотел на молодых обидеться. Но выкатилась на темно-синее небо Полулунка, и они запели. Вдвоем. На третьей стрекушке Старый Сверчок махнул лапкой внуку, и тот быстро принес ему сухой листок с липового дерева. Почти успел, всего одну слезу потерял старик, остальные все-все слезы лил уже в ладошку листа. И за восемнадцать разноцветных стрекушек накапало в листок тридцать пять слезин. Думали, не выдержит старик, в спячку заляжет, лета на три. Еще никто так не пел, чтоб — тридцать пять слезин! И одна, что упала в траву…