Мне нравился один чистильщик сапог. Он был невелик ростом, не больше четырех футов; уши у него казались слишком большими, и его как будто никогда не кормили досыта. Особое впечатление на меня произвел его акцент; он словно бы только что сошел с корабля, пришедшего из доброй старой Ирландии. Сам я приехал сюда совсем маленьким мальчиком, и акцент у меня исчез уже годам к шестнадцати.
Когда я спросил у мальчишки, как его зовут, он явно смутился. Он сказал, что его имя – Диармайд, а это ведь имя одного из королей Ирландии, странное имя для чистильщика сапог. Я так ему и сказал, и много раз мы с ним вместе смеялись, рассуждая о том, как он вырастет, сам станет членом совета, а может статься, и мэром.
Однажды, когда я с ним болтал о том о сем, не глядя вниз, а следя за птицами, которые носились над парком, или отыскивая в парке взглядом кого-то из знакомых, Диармайд внезапно перестал начищать мои ботинки. «Магвайр», – проговорил он, и когда я посмотрел вниз и прислушался к его голосу, то понял, что мальчик очень серьезно настроен. «Магвайр, – сказал он, – вы – Магвайр Баллимаклоу. Вам пора бы уже понять, что я никогда не вырасту и не стану ни мэром, ни членом совета».
Это должно было мне все объяснить, но последние слова я слушал невнимательно, потому что как раз в это мгновение заметил идущего по парку Анджело Карнуто, того самого парня, который был крутым рэкетиром; я с ним встречаться не хотел. Так что я дал мальчишке Диармайду четвертак, быстренько удалился и выбросил весь разговор из головы.
А потом, неделю спустя или чуть позже, сняли эту фотографию. Мне снова чистили ботинки, я курил сигару, как вы и сами можете заметить, и стоял прекрасный осенний день. И тут появляется один фотограф, знаете, из тех, которые делают снимки, вручают людям квитанции, а им потом отправляют квитанцию и деньги, чтобы в обмен получить фотографию. Ну что ж, фотографы голосуют, как и все прочие; так что я взял у него квитанцию и положил в карман, не думая ни о чем, кроме грядущих выборов.
В тот вечер я пошел на большое собрание в Демократический клуб Пятого округа. Сказав, что у меня в этом году неплохие шансы на победу, секретарь клуба попросил меня сфотографироваться для плакатов, чтобы было хорошо видно лицо – не то чтобы мое лицо настолько уж внушительно, просто людям нравится видеть, за кого они голосуют. В общем, тогда я был слишком занят разными делами, поэтому я вытащил из кармана квитанцию и предложил ему получить фотографию: может, она и подойдет. Да, вот она, та самая фотография.
Теперь посмотрите сюда. Вы видите хоть какие-то признаки мальчика Диармайда, который начистил мне ботинки до блеска? Нет, не видите; и я тоже не вижу. Когда я ничего не увидел на снимке, то вспомнил о словах мальчугана, потом начал понемногу понимать, что к чему. И я подумал: «Дэнни Магвайр, одно из двух. Либо в тот день ты слишком много выпил, либо это лепрекон Магвайров Баллимаклоу, что уж там говорить!» Сфотографировать лепрекона не легче, чем сфотографировать мысли у вас в голове, но некоторые люди могут разглядеть и то, и другое.
Чем больше я раздумывал, тем больше этот мальчик казался мне похожим на лепрекона: слишком уж вытянутое у него было лицо и слишком большие и острые были у него уши. Все сходилось; учитывая, что все башмаки в Америке давно уже делали машины на фабриках, что еще ему оставалось? Только чистить готовую обувь.
Тут мне в голову пришла еще одна мысль. Я вспомнил, как моя старая бабушка, благослови Господи ее душу, рассказывала, что у каждого лепрекона есть горшок с золотом, спрятанный где-то очень далеко, и лепрекон отдаст свое золото, если его схватить и крепко держать. Тогда мне как раз нужны были деньги. Вы помните, именно в том году республиканцы выдвинули на пост мэра судью Грегори и очень громко рассуждали о реформе; и я понял, что могу либо выиграть, либо проиграть выборы, и всё решат несколько долларов.
И на следующий день, возвращаясь в офис после ланча, я остановился почистить ботинки. Это выглядело несколько странно, потому что начался небольшой дождь и перед зданием муниципалитета не было вообще никого, кроме меня и мальчишки Диармайда. Когда он склонился к моим ботинкам, я нагнулся и ухватил его за руку.
«Отпусти меня, ты, здоровая обезьяна!» – сказал он.
«Только когда получу твой горшок с золотом», – ответил я.
«О чем это ты, какой горшок с золотом? – спросил он. – Стал бы я чистить ботинки, сидя здесь под дождем, если б у меня был горшок с золотом, которого хватило бы на всю жизнь?»
Читать дальше