– А я бы ожидал, – заявил мистер Гросс. – У моей жены есть троюродная сестра, которая…
– А разве нет никаких других способов? – спросил Джефферс. – Более быстрых, что ли…
– Да, – сказал Бреннер. – Мне известен случай, точнее, мне, кажется, известен случай… Дело в том, что все записи пропали вместе с девочкой. По-настоящему значительная мутация в человеческой анатомии. Возможно, первая особь нового вида, если она сможет найти себе подходящего мужа.
Джефферс посмотрел на часы.
– Налейте нам, пожалуйста, еще по одной, мистер Коэн, – сказал он. – Я хочу об этом услышать. Наверное, что-то вроде шести пальцев?
– Нет, все гораздо серьезнее, – ответил Бреннер. – Признаюсь, что это было мне не очень понятно. Может, кто-то из ее родителей находился в лаборатории ядерных исследований, и протоплазма претерпела значительные изменения, а девочка оказалась просто уродцем. Такие вещи иногда случаются. Может, она оказалась настоящей мутанткой; а может статься, я слишком поспешно все придумал и навоображал себе почти невероятный результат. Все случилось очень давно, когда я был молод и хорош собой, и я с тех пор ничего нового не узнал; а ведь если бы все это было по-настоящему, то я, вероятно, уже услышал бы о последствиях. Тогда я работал интерном в больнице Cв. Матфея, и туда привезли эту девочку с полиомиелитом и подключили ее к аппарату искусственного дыхания. Ее звали Эйвис Фоулер, и мы с Оззи Строудом, который тогда был тоже интерном, очень ею заинтересовались.
Гросс оперся о стойку бара и, прикрыв рот массивной рукой, обратился к мистеру Коэну:
– Кто это у дальнего края стойки – человек, который так интересуется рассказами старичков?
Бармен посмотрел на опрятного джентльмена, который носил очки в роговой оправе и бородку, как у покойного адмирала Уильяма Соудена Симса.
– Ни малейшего представления не имею, мало ли кто он такой, – театральным шепотом ответил бармен. – Но любой человек может находиться в баре Гавагана, пока он ведет себя прилично.
– Мне это не нравится, – сказал Гросс.
– Извините, – произнес доктор Бреннер.
– Ладно, не будем об этом, – вздохнул Гросс.
***
В медицинской карте этой Эйвис Фоулер (продолжал Бреннер) было сказано, что ей исполнилось восемнадцать; она была темноволосая, и у нее было такое нежное, худощавое, как бы угловатое лицо – такие лица могут показаться очень красивыми, если вы к ним привыкнете.
Когда она смогла говорить, то поначалу произносила лишь несколько слов, но вскоре набралась сил; она очень быстро поправлялась… Ну вот, когда она смогла разговаривать, то стало очевидно, что она так же умна, как и красива. Для девочки ее лет она очень много читала; она разбиралась в музыке, и она демонстрировала своеобразный тонкий юмор, рассуждая о той философии, которая привлекает всех молодых людей.
И вдобавок было в ней что-то странное. Вы знаете, как бывает с большинством юных девушек такого возраста. Общение для них очень важно, их интересуют люди и чувства, которые кажутся им новыми и необычными. Эйвис Фаулер оказалась совсем другой. Насколько я смог узнать, у нее не было никаких знакомых за пределами семейного круга. Она никогда не упоминала о других людях и о чужих действиях и переживаниях. Она обсуждала лишь людей и чувства, о которых читала в книгах; и когда (это вполне обычно для молодого человека) я намекнул, что мог бы в нее влюбиться, то она отреагировала совсем неожиданно. Она казалась испуганной, причем речь шла не о скромности, которую чаще всего изображают девочки, но о настоящем страхе, как будто я предложил нечто ужасное – например вытолкнуть старшую медсестру из окна.
«Вы больше никогда не должны так говорить», – сказала она, а когда я спросил, почему, она тотчас начала плакать.
Ее родители, очевидно, были весьма состоятельными, потому что она получила отдельную палату, а пока положение оставалось серьезным, рядом с ней постоянно находились медсестры. Я однажды на ночном дежурстве спросил Оззи Строуда о пациентке из 303-й палаты, упомянув, что эта девушка очень загадочная.
«О, Эйвис Фаулер, – сказал он. – Да, это удивительный случай, не так ли? Ты видел результаты рентгена?»
По правде сказать, я ничего не видел. Я ответил, что интересовался не особенностями ее анатомии, а ее жизнью и характером. «Она, кажется, не ходила в школу примерно с тринадцати лет, – заметил я, – и она не собирается поступать в колледж».
«Ее семейство довольно много путешествует», – ответил он. Но тут нас прервали.
Читать дальше