Флетчер Прэтт - Самый Странный Бар Во Вселенной [litres]

– Я ничего такого не имел в виду, – нерешительно пробормотал мистер Гросс. – Я только подумал о несчастном семействе этой женщины.

– Никакого семейства у нее нет; но если бы у нее были родные – я бы не назвал их бедными и не сказал бы, что они ее стыдятся. Ведь это сама Джослин Миллард, которая пишет религиозные стихи, выступает по радио и так далее. Отец Макконахи говорит, что ее стихи ничем не хуже проповедей. Она некоторое время была в отъезде, а сегодня, похоже, вернулась.

– Радио, да? – произнес мистер Гросс, просияв; он снова обернулся и пристально оглядел поэтессу. – Разве это не замечательно? Кузен моей жены знает человека, который однажды выиграл на радио набор посуды. Но он тогда не был женат и кому-то отдал все эти тарелки, а заварной чайник почти сразу разбил. Хотелось бы мне завести знакомства на радио; возможно, с моим-то голосом я мог бы стать у них диктором.

Дама, привлекшая их внимание, подошла к бару и поставила на стойку стакан.

– Еще, – хриплым голосом проговорила она.

– Конечно, конечно, – сказал Коэн. – Мисс Миллард, вы знакомы с мистером Гроссом? Чем больше людей знакомятся друг с другом, тем лучше для всех.

– Рад познакомиться с вами, мэм, – сказал Гросс. – Мистер Коэн мне только что сообщил, что вы работаете в радиобизнесе.

– Здравствуйте, – ответила мисс Миллард. – Но я не работаю в радиобизнесе.

– Что я вам говорил? – заметил мистер Коэн, энергично смешивая мартини. – Она просто пишет стихи.

– К черту стихи, – заявила мисс Миллард.

– Ха! – удивленно воскликнул Гросс. – Что-то не так, мэм?

– Все равно вы мне не поможете.

– Не говорите так, мэм. Я вспоминаю, как мы однажды в субботу устроили дома вечеринку, сломался туалет, квартиру начало заливать. Могло показаться, что проблема неразрешима – ведь все водопроводчики уже не работали. Но оказалось, что друг сестры моей жены когда-то учился на ветеринара, и он просто снял пиджак и принялся за работу…

Мисс Миллард со скорбным видом глотнула еще мартини, а потом, казалось, приняла решение.

Хорошо, я расскажу вам (заявила она), и вы сами увидите, чем можете помочь, и мистера Коэна это тоже касается. Если у вас хватит ума, вы отбежите от меня на добрую милю. Это хуже, чем быть прокаженным, и во всем я виновата сама – и только я одна.

Вы знаете, какие стихотворения я сочиняю? Их большей частью передают в эфир по вечерам в сети ДИТ; но некоторые произведения я продаю и в газеты. Вдохновенные поэмы – «Боже, дай мне то, Боже, дай мне это». Возможно, это не лучшие стихи на свете, но они действительно продаются, и люди пишут мне письма, сообщая, что мои труды им помогли. Даже проповедники и священники иногда пишут… Еще была одна женщина, которая сообщила, что я спасла ее от самоубийства. Если людям нравятся мои вирши и если они извлекают из моих стихов что-то делающее жизнь лучше, тогда почему бы мне не давать людям то, чего они хотят? Почему нет?

(Гросс пожал плечами, показав, что не намерен обсуждать данный вопрос).

Я не знаю, как это случилось и кто это со мной сделал, но боюсь, что теперь мне придется снова устраиваться в школу учительницей. Если мне кто-нибудь даст работу, когда обо всем узнают… Вы можете уже смешивать следующий коктейль, мистер Коэн; я как раз покончу с этим, когда вы приготовите новый.

Все началось несколько недель назад, когда я решила, что настало время отдохнуть. Я собрала вещи, села в свой автомобиль и отправилась в старинный французский район Квебека. У них там дрянные дороги; но еда весьма недурная; я прикупила несколько хорошеньких антикварных вещиц, и все шло как надо, пока я не добралась до местечка под названием Пас де Анжи, на реке Бенуа. Там находится священная реликвия, она хранится в часовне у монахов-бенедиктинцев. Да, еще, знаете ли, у этих монахов очень хороший хор.

А ведь я пишу стихи, которые, как все уверены, религиозны по содержанию, и я пытаюсь общаться с другими людьми как подобает доброй христианке, но обычно хожу в церковь не чаще раза в год и не уверена, что переступила бы порог часовни в Пас де Анжи, если б не оказалась в этом городке после обеда, когда ехать дальше было уже поздно. Я перечитала все книги, которые у меня с собой были, а посмотреть там, кроме церкви, больше нечего.

В итоге я пошла в храм и села на скамейку. Был чудесный осенний день, тихий, безветренный. Свет проникал через запыленные стекла, которые показались мне очень роскошными для такого маленького местечка. Сидя в храме, я испытала замечательное ощущение мира и спокойствия, возможно, как раз такое чувство и должна приносить нам религия. Я сидела там очень долго, ни о чем не думая – вернее, мои мысли словами выразить нельзя. Через некоторое время стало смеркаться. Я встала и собралась уходить; и в то же самое время чувство, о котором я говорила, исчезло, как будто очарование разрушилось; и у меня осталось лишь воспоминание об этом чудесном переживании. Я как раз начала размышлять над новым стихотворением, которое следовало выпустить в эфир на следующей неделе, – и тут у самых дверей я повстречала маленького священника, который как раз входил в церковь.