Татьяна Корсакова - Лабиринт Медузы

– Тереза, перестань. – Взгляд Агаты стремительно темнел. – Лучше замолчи, Тереза. Я разрешаю тебе больше ничего не говорить.

– Ты мне разрешаешь?! – Тереза Арнольдовна подалась вперед. – Да я плевать хотела на твои разрешения!

– Это все из-за Артема? Вся эта боль из-за него?

– Это не боль! Это радость, Агата! Не обольщайся. Да, я его любила. Видит Бог, я никого в своей жизни не любила так сильно, как его. И в это проклятое место я вернулась не потому, что ты меня позвала, а потому, что надеялась встретить здесь его. – На ставшем вдруг невероятно живым и подвижном лице Терезы Арнольдовны промелькнула, но тут же исчезла мечтательная улыбка. – А потом, когда мы с ним встретились, я даже стала надеяться, что у нас может что-нибудь получиться. Но ты все у меня отняла! Сначала ты забрала у меня мою дочь, а потом и любимого мужчину. Тебе всегда было мало, Агата! – Тереза Арнольдовна сорвалась на визг. – В тот день, когда я узнала, что Димитрис – его сын, я хотела умереть. Я едва не убила себя одним из тех ядов, что привезла из Африки, а потом подумала: «К черту! Зачем убивать себя, если можно убить всех, кто дорог тебе и Артему?!» Ты еще не понимаешь? – Она сощурилась. – А вот Рафик, наш милый, забавный Рафик, все понял в тот самый день, когда твой ненаглядный Димитрис по моей воле вышел из окна библиотеки. Ты тогда увидел его взгляд, Рафик? Увидел бездну в его глазах? Но поверил ли ты самому себе?! Думаю, что не поверил. Всегда проще отвернуться, чем принять страшную правду. Да, Агата, моя ненавистная подруга! Да, это я убила твоего драгоценного первенца и едва не убила внучку! Это по моей вине у вас с Артемом тогда ничего не вышло. Ты оттолкнула его после смерти Димитриса, ты не смогла простить, что он не уберег вашего любимого мальчика. И он тоже не сумел себя простить. Он винил себя в этой смерти едва ли не сильнее, чем ты. А когда вдруг выяснилось, что у вас есть внучка. Это исчадие ада! – Больше на Нику она не смотрела – не сводила полных ярости глаз с окаменевшей Агаты. А Ника видела золотых змей, которые извивались над головой Агаты, превращая ее уже не в женщину, а в мифическое существо. – Он испугался! Знаешь, чего он испугался? Того, что ты, с маниакальной страстью верящая в собственную исключительность, сломаешь жизнь еще и ей. И он предпочел соврать тебе, чтобы спасти ее. Это ли не истинное предательство, Агата?! Так ли ведут себя любящие мужчины?! Впрочем, откуда тебе знать, что такое любовь?! Ты же не человек! Ты бездушная самолюбивая тварь!

Она захлебывалась яростью, выкрикивала оскорбления Агате в лицо, а та наступала. И даже гороподобный Рафик Давидович был не в силах ее удержать. А призрачные змеи все тянулись и тянулись, пока не обвили шею Терезы, пока не усилили свою смертельную хватку. В этих страшных объятиях Тереза умирала, лицо ее бледнело, шло мелкими трещинками, но ярость, душившая ее куда сильнее призрачных змей, не исчезла. Она так и осталась навсегда в ее широко распахнутых глазах.

Они упали одновременно. Тереза Арнольдовна с гулким каменным стуком. Агату подхватили Рафик Давидович и Иван Матвеевич. Нику тоже держали крепкие руки Серебряного. Она и не заметила, как рвется туда, в самый эпицентр этой незримой для остальных битвы. И змеи ее тоже рвались, натягивались, точно струны. Другие, каменные змеи, тоже почуяли эту битву, и даже их хозяйка устало подняла каменные веки…

…Море – то враг, то союзник – мягко качало прогулочную яхту, терлось боком об ее белоснежные борта. Море было готово принять ту, которая так долго ждала покоя. И золотые змеи уже медленно поднимались из его глубин, и щупальца древнего монстра уже слепо шарили в толще воды.

На палубе они были вдвоем: Ника и Агата. Две женщины древнего рода, готовые подарить успокоение и прощение той, что долгие века провела во тьме, первой женщине рода Адамиди, одной из дочерей Медузы.

Море приняло ее в свои бережные объятия, а потом передало золотым змеям, чтобы те унесли ее туда, где больше никто, ни живой, ни мертвый, не потревожит ее покой.

– Вот и все. – Агата вздохнула, обняла Нику за плечи.

Это были редкие мгновения единения и взаимопонимания. Им обеим еще многому предстояло научиться. Кажется, у них даже появилось для этого время, потому что Никс сделала прощальный подарок Агате. Призрачные змеи в ее волосах оживали одна за другой, наполнялись силами и золотым свечением. И свечение это дарило надежду на чудо. Если уж в их жизнях было место тому, что Серебряный емко назвал мезозоем, то почему бы не допустить, что чудо тоже возможно?